«на посошок»! А тебе, поручик Егоров, бежать за «стремянной»! На «стремянную» уже не осталось в экспедиции выпивки!
– Я согласный! – проорал сержант Малозёмов. – Для ради праздника прощаю тебе долг, кулёма егоровская! Ехай, бес с ним, в Сибирь!
Поручику Егорову стало душно от обиды и от общего хохота…
Глава третья
Тут вроде кто-то стал рвать с пояса поручика саблю, да так рвал, что поручик проснулся. Но пока не понял, где он. Во сне или въяви кто-то дерёт с него саблю. А дышать, и правда, тяжко. Нечем дышать. Возле него сопел вовсю государев преступник и рвал с него саблю. Поручик размахнулся, да замах во тьме и в тесноте мал, плохо заехал гаду, попал в тулуп, по плечу.
– Дай саблю! Дай! – шипел преступник. – Не дашь, сдохнем здесь!
Бороться поручику стало невмочь, совсем в глотку не лез воздух, и все члены будто заколодило. Он и не почуял, как преступник вытащил сабельный клинок из ножен и ткнул им прямо в полог. Бычьей кожи полог затрещал, но сабля хорошо отточена, кожа поддалась. Тотчас вроде свет проник в возок вместе с воздухом. Ан нет. Не стало совсем воздуха.
А преступник сопел уже за кожей возка, хрипло рыкал, а за его рыком слышалось громкое шуршание, будто снег протыкался чем-то острым и скрипел от тех протыков.
Поручик пал к прорезу, откуда несло холодом. Вдруг в лицо ему ударил поток света, потом потёк прямо рекой чистый воздух, в возок полез снег, чистый, белый. В голову ударила горячая волна крови, и от неё снова поручик Егоров потерял сознание…
Очнулся поручик на воле. Он сидел в сугробе, прислонённый к большой ели. Буран совсем утих, и тишина снежного дня давила на голову, а белизна снега – на глаза. Прищурившись, будто инородец, поручик смотрел на зелёные ели и соображал, что же ему надобно исполнить по долгу службы? Да! А где преступник? Где весь народ, что обеспечивал сопровождение?
Преступник без тулупа, а только в штатском платье да валенках и с крестьянским треухом на голове, предстал перед ним в проёме огромного снежного сугроба. Сабля в руке подрагивала:
– Нету никого в живых, только лошади уцелели. Они животные, они буран понимают правильно… Ямщик же наш, и точно, пропал совершенно. Так полагаю, что намерился убежать и один спрятаться от бурана. Не вышло, поди. Впрочем, может ещё вылезет откуда-нибудь…
Поручик Егоров встал на вялых ногах, оттолкнул протянутую саблю и прошёл меж дерев по глубоким следам государственного преступника. Шагах в десяти оказался он возле поваленных мелких деревьев, где устроили себе снежный намёт казаки конвоя да успенский староста, укрываясь от ужаса непогоды. Деревья конвойные навалили на старостину подводу с припасами, а сами залезли под медвежью полость, укрывавшую подводу. Там в тесноте, видимо, сначала радовались, потчевались дармовой водкой…
Намёт над подводой получился вроде кургана, теперь разрытого сбоку. В том месте, где разрыто, торчали две ноги в унтах. Ноги вздрагивали.
