не заходит!..
В избе, при последних словах шептухи, стало жутко.
И Васятке показалось, что кто-то на самом деле с легким шорохом покинул ее, ушел куда-то, в неизвестность. И он прислушался, занеся руку с ножом над уже готовым, маленьким осиновым колышком.
Фёкла подняла руки и, пугая кого-то, трижды взмахнула длинными костлявыми пальцами над Федькиной головой: и тот сразу же провалился в знакомый серебристо-белый туман…
Постояв с минуту в полной тишине, Фёкла скрутила нитку с узелками, подошла к двери и засунула ее в маленькую дырочку в глухом дверном косяке. Ту просверлил Пущин на высоте роста Федьки, которого перед тем измерили, приставив к этому косяку. Фёкла взглядом показала Васятке на эту дырочку. И тот скоренько, раз, раз…, забил туда колышек. Затем он отломил у него кончик, торчавший из косяка, и бросил его в печку… На двери, на высоте роста Федьки, от колышка осталось едва заметное пятнышко.
– Как сей рост он перерастет, так из него переполох уйдет, – заговаривая колышек, пробормотала шептуха и, для верности, три раза плюнула на него.
Она отступила от двери, подошла к Дарье:
– Ну, вот и все, милая!
В избе все сразу оживились. Варька закрыла рот, поковыряла пальцем в носу, размышляя о чем-то, затем быстренько вскарабкалась на печку. Оттуда, сверху, из-за чувала, высунулась ее мордочка, совсем как у белки из дупла, с любопытством взирая на странности, происходящие в их избе.
– Ты когда зайдешь за ячменем-то? – спросила Дарья шептуху.
– Да хоть сейчас! – заторопилась та и мигом подхватила суму, стоявшую подле кровати. – Вот я уже и приготовила!
Да-а, видно, ремесло кормит шептуху не сытно. Боится она упустить каждый приработок. А вдруг завтра придешь, и не отдадут, коли выздоровеет?
– Осьмину, осьмину ты мне должна! – напомнила она сотниковой жене.
«Та живет за мужем. Вон каков он в острожке-то! Воевода первым здоровается! Пошто бы?..»
– Маша, сходи, насыпь Фёкле… А ты посиди, посиди! – сказала она шептухе, когда та побежала было за остячкой.
Как там было дело и что было причиной, шептуха ли, природа ли, но Федька перестал лунатить по ночам. Прекратил свои бредни и кот. Как и куда он исчез, никто не знал, не знает и до сей поры. В острожке по ночам опять стало тихо. Да так, что теперь от этого не стали спать и бабы и мужики, ожидая, когда же он начнет снова. С ним – ужас, без него еще пущий. А вдруг удумал что, вражья сила, выжидает… Прошла неделя, за ней другая… Месяц, два, вроде бы тихо…
Тут и время подошло для полей и огородов.
Глава 3. Набег
На Прокопьев день Пущины выехали на свою заимку, на полевые работы, свои сенокосные угодья, как и многие другие семьи служилых. И принялись за дело.
– Ох, и уморилась же я! – остановилась вскоре Дарья и бессильно опустила на землю косу. – За тобой, заполошный, и не угонишься!.. Пожалел бы свою бабу! Вот помру, кто присмотрит за тобой-то?
– А вон, хотя бы Машка! – ухмыльнулся Иван.
– Да,
