надо… Пусть муж кормит.
– Девок-то воруют у вас, аль так выдают?
– Воруют…
– Ну и добре!
– Ты, Базаяк, одну отдай лучше вот за этого парня! – шутливо похлопал Пущин по спине Васятку. – Отменный зятюшка будет! На все руки мастер!
Базаяк что-то залопотал и рассмеялся, когда Лучка растолковал ему, что хочет сказать сотник.
– Он говорит – бери всех! Всех отдам такому каазык[45]!
Базаяка и его улусных напоили и проводили за ворота острожка. С неохотой покидал князец уютную и гостеприимную избушку сотника, где было еще много, очень много водки.
– Ну, Иван, и сынка же ты слепил! – хохотнул Бурнашка, когда в избушке остались лишь свои; у него под хмельком всегда развязывался язык, будто его тянул какой-то бес; и он выбалтывал такое, отчего потом, протрезвев, готов был драть на голове волосы. – Как же за него мою единственную-то отдать? Не-е, не отдам Парашку!.. Братаны за нее знаешь что поделают с твоим Федькой, если тронет пальцем?.. Вот – то-то! И я не знаю. Но и попасть не хотел бы им в руки… В матку они. Она же, что шатун по зиме: порешит – не моргнет!..
– Ты про что это?! – обиделся за своего сына Пущин.
Чтобы сейчас, не ко времени, не поцапаться с десятником, он снова налил водки ему и атаману. Плеснул он немного в кружку Лучке и Васятке. Выпив, он крякнул, положил руку на плечо атаману: «Славная у тебя жена, Баженка!»
– Да, да, Иван! – согласно поддакнул тот. – Такую надо еще поискать!
– Где же ты нашел-то ее? – спросил Бурнашка. – Подскажи, может, и казаки поищут там же! Без баб-то пропадают!
– Не-е, Бурнаш, там нет больше таких! – засмеялся атаман, хитро прищурив глаза.
Баженка здорово походил на свою жену: они были парой, как два сапога. Такой же большеглазый, с прямым честолюбивым носом и чуть-чуть вытянутым лицом, он был недурен собой, и даже очень. Так что бабы заглядывались на него. Но ни одна из них в остроге, да и за его стенами, не могла бы похвастаться, что окрутила видного атамана, отбила, хотя бы на вечерок, от его Катерины. Ладно скроенный, еще в своем возрасте статный, лихой наездник, он был любитель таких скачек, на какие даже Катерина смотрела с опаской. Он всегда что-нибудь вытворял на коне, когда обучал казаков сабельному бою или показывал, как надо уходить от поющей стрелы степняка, укрываясь на полном скаку за крупом коня.
– Почто нет? Перетаскали! Ха-ха-ха!.. Казаки сходят, найдут, приведут по такой же!
– Перетаскали не перетаскали, а нет! – благодушно потешался над ним Баженка. – Последнюю забрал я.
– Ты давай – рассказывай, – подтолкнул его в бок Пущин. – Не тяни, раз завел.
– Ну что ж, слушай, если напросился, – начал Баженка, чтобы не отказывать сотнику. Того он уважал за характер. Жесткий сотник был, в глаза все скажет, но воеводе не выдаст, если что случится с казаками. Не пустой оказался сургутский. – Ты, Иван, не забыл еще дорогу-то сюда
Каазык – здоровый, здоровяк
