не меньше нашего…
– Идем, идем! – откликнулся Пущин и стал натягивать на себя опять шубу.
– Поставь и моих, – попросил его Тренька, деловито копаясь на нарах. – А я здесь пока устрою. Не то, кабы, не занял кто.
– Добро, – буркнул Пущин и вышел вслед за проводником во двор стана.
В избе скоро все разобрались с местами, поели и улеглись по нарам.
– Эй, ямской!
– Чего тебе?
– По Чусовой-то ближе будет, аль нет?.. Эй, ямской! – позевывая, спросил Тренька проводника, широко раскинувшись на мягком тулупе.
В жарко натопленной избе было душно и тесно от кучно, вповалку лежавших людей. Давала себя знать усталость, но вонь и клопы мешали заснуть.
– Ты что, ямской? Слышь, аль нет!
– По летнему пути может и ходче, – нехотя отозвался из темноты проводник, по-вологодски окая. – Токмо на Чусовой яму нет…
– Да там же Строгановы, – подал голос Андрюшка. – Чего лучше для яму?
Тренька не удержался, захохотал, сразу разогнав остатки сна. За ним загоготали казаки и мужики.
– Строгановы подвод не дают, – сказал Пущин «литвину», – а летом – гребцов.
Андрюшка нравился ему, нравилась в нем та обстоятельность мысли и дела, которые он подмечал у ссыльных крестьян и посадских из порубежных литовских земель. И она, эта обстоятельность, на первый взгляд, походила на глупость, вызывала порой усмешку. В этой их недалекости, однако, как подметил Иван, проглядывала мудрость неторопливой природы, выносившей молчаливый приговор всем суетливым честолюбцам.
– Не выгодно яму быть.
– Вот – жила, – лениво процедил Тренька. – Князьком живет…
– Именитый, – съехидничал Пущин; ему тоже не нравился богатый хозяин Чусовой.
– А за что именитость?! – почему-то распаляясь на солепромышленника, крикнул Тренька. – Повезло!.. Попался на пути Тимофеичу, да со страха и спровадил его за Камень! Отделался! Решил, пускай там кладут казаки свои головушки! Снарядил, запасу дал, зелья под вогняной бой: только иди с Чусовой! А Тимофеич возьми и повоюй царство Сибирское!.. Повезло Строгановым: за дело Тимофеича грамотки получили, жалованные, от государя! Ан, он же, государь-то, травил Тимофеича воеводами!..
– Ну, ты это брось! Про государя-то такие речи! – одернул Пущин приятеля. – Не ведаешь, что за сиё бывает?!
– Добре, добре, Иван! – дружелюбно отозвался Тренька, зная, что он не выдаст, не донесет воеводам про эти их разговоры.
– Грозный величал Тимофеича князем! – парировал Пущин.
– Это когда было-то? – пробурчал Тренька. – После, как он согнал Кучума!
– Государь зря не жалует! Строгановы именитость получили за великие расходы! И нечего об этом говорить более! – твердо сказал Пущин.
Он вообще умилялся Тренькиной бесхребетностью. Еще недавно тот крестил на чем свет стоит Ермака, когда ходил стрелецким пятидесятником. А сейчас, получив атаманство,
