задумчиво перебирал фотографии, пытаясь привести в порядок свои мысли. В словах полковника Одинцова он не усомнился ни на йоту. Ложь со стороны таких людей, как он, была исключена. Он был «свой», и этим все было сказано. Теперь следовало понять, что же следует делать дальше. Ведь на что-то именно такое, в принципе, он и рассчитывал, когда открыл этому профессору Зайцеву финансирование и приставил к нему Одинцова. На что именно? – На то, что машина профессора позволит ему задним числом исправить некоторые собственные ошибки?
Получается – нет, не позволит. В июне 2008 поздно было что-либо исправлять – поезд уже ушел.
Эх, если бы он тогда был такой умный, как сейчас. Если бы это был июнь предыдущего года, тогда он, получив подсказку, смог бы переиграть с преемником, выбрать другого человека, или, поменяв конституцию, самому пойти на третий срок. Но чего нет, того нет. И одно фото оказалось аккуратно отложенным в сторону за ненадобностью. Там нечего менять, да и изменить уже ничего не возможно.
Третье фото. Поздняя осень 1990 года. Здесь все красиво, но этой красоте осталось быть всего несколько месяцев. Уже год, как выведены в чистое поле советские войска из Европы, а миллиард марок немецкой компенсации, предназначенной для строительства военных городков, растворился, словно этих денег никогда и не существовало в природе. Президент помнил, что как раз в ноябре началась павловская денежная реформа, замораживание, а по сути – конфискация вкладов населения, что стало началом конца СССР.
Выиграли тогда только те, кто держал свои средства в еще запрещенной иностранной валюте. А вот это стало началом безумных 90-х. А еще страна тогда, как ребенок свинкой, болела жаждой свободы и демократии. У него нет лекарства от этой болезни, особенно если учесть, что во главе страны в это время стояли или трусы и дураки, или же откровенные предатели, которые чуть позже и разорвали ее на множество кусков. Нет, тут тоже поздно что-то спасать. Десятью годами ранее он бы знал, что ему делать, а сейчас… И третья фотография отправилась вслед за второй.
Осталось последнее фото. Президент задумался. Май 1940 года… СССР, еще не тронутый страшной войной, и в кремлевском кабинете сидит товарищ Сталин, великий и ужасный. Страшно даже помыслить, но именно там он и его товарищи могут сделать многое, очень многое. Если, конечно, удастся договориться с самим товарищем Сталиным… Про лучшего вождя всех времен и народов пишут и говорят много разных ужасов, в которые, конечно, можно было бы поверить, если бы те же самые люди про него самого не рассказывали примерно то же самое, что и про покойного Иосифа Виссарионовича.
Насколько Владимир Владимирович знал лично себя, все россказни демократической прессы о «кровавой гебне» и «ужасном тиране» Владимире Путине были, есть и будут самой откровеннейшей ложью. А это значит, что единожды совравшие хранители общечеловеческих ценностей соврут еще не один раз, и нет им доверия. Доверять в таком деле он может только себе, своим суждениям и ощущениям, человека, мотающего уже семнадцатый
