приборов. Перья самописцев неутомимо рисовали невидимые бури, происходящие где-то в черной дали Вселенной, взрывы на Солнце, ливни космических частиц. На тонких дрожащих линиях отражалась жизнь мельчайших частиц, дыхание земного шара, его дожди, грозы – все, что творилось в этом чистом голубом небе и в этом весеннем воздухе. По мерцающему экрану атмосферика проносились зеленые разряды гроз, идущих над Африкой.
Его подозвал Матвеев, показать монтаж следящей системы. Судя по всему, получалось надежно и просто. Матвеев всегда показывал свои работы Крылову, хотя Крылов разбирался в этих вещах хуже его. У Матвеева не было диплома, и он робел перед каждым инженером.
Матвеев поворачивал диск. Обшлага его сатиновой спецовки лохматились. Крылов вспомнил, что никогда не видел на Матвееве приличного костюма. Из-за проклятого диплома Матвеев до сих пор числился старшим лаборантом. А между тем он был отличным, самостоятельным ученым, и следовало давно уже выхлопотать ему персональный оклад, доказать начальству, что о таком человеке надо судить не по диплому, а по тому, что он есть и что он может дать.
Крылов собрался было сказать ему об этом, но вдруг сообразил, что теперь сочувствовать и возмущаться он уже не может. Наверное, надо что-то обещать. Или он должен вообще промолчать. И это непривычное чувство связанности удивило и не понравилось. Подбежала Зина, разложила осциллограмму, попросила отметить нужные пики. Она прижалась к нему грудью, шепнула:
– Смотаемся позагорать на вышку? Мы все идем в обеденный.
Крылов почесал затылок.
– Ну вот, уже заважничали, – сказала Зина.
Он не нашелся что ответить. И это было глупо – еще вчера вместе со всеми он валялся на вышке, и играл в дурака, и посматривал, не идет ли пожарник, потому что на старую вышку было строго-настрого запрещено забираться.
Миновав аккумуляторную, Крылов свернул к вычислителям, но, не дойдя до них, остановился и пошел назад. В коридоре он встретил Песецкого.
– Сережа, – сказал Песецкий, – эн равно минус два. Из кармана его пиджака торчала «Юманите».
– Чего пишут? – спросил Крылов.
– Ужасы капитализма. Девушка отравила одиннадцать родственников. – сказал Песецкий. – Эн равно минус два. – убежденно повторил он и помахал перед Крыловым исписанными листками.
– Неохота мне браться за лабораторию, – сказал Крылов. – Загремит наша тема.
– Наверное, – сказал Песецкий. – А знаешь, как я вычислил?
– Не гожусь я для этого дела. Не справлюсь.
– Ничего, массы поддержат. Так вот, я вычислил подкорковыми центрами. Включил подсознание!
– Я как представил себе, – сказал Крылов, – так сразу почувствовал, что не могу быть самим собою. Боюсь не то сделать, не так сказать.
– Тогда откажись, делов палата.
Они зашли в комнату, где работали студенты. Песецкий упоенно расписывал свой метод: если какая-нибудь задача не получается, надо заняться другим и включить моторы подсознания.
