style="font-size:15px;"> Но после того как остался безнаказанным, страх начал проходить. Не сразу, постепенно. Долгое время он вздрагивал по ночам, заслышав чьи-то шаги: не за ним ли идут? И замирал, когда при нем начинали говорить об убийстве. Такие разговоры буквально жгли его, и ему иногда хотелось, забившись в угол, заорать во все горло: «Это не я!» Но со временем все прошло: и страхи, и грызущее чувство вины. Взамен появилось нечто новое: к своему ужасу, он понял, что очень хочет опять почувствовать свою полную власть над женским телом, ощутить тот запах ужаса и биение жилки в ладонь. Потому что с той поры ни разу больше не испытал такого острого, почти болезненного удовлетворения.
Какое-то время он сопротивлялся этому своему желанию, но потом… Потом начал заглядываться на одну из работниц их конторы. Он выбрал ее. Вначале проделывал с ней все не раз и не два в своих фантазиях, а вскоре поймал себя на том, что уже реально обдумывает план второго своего убийства. Конечно же, ему не хотелось попасться и в этот раз, а значит, все должно произойти так, чтобы комар носа не подточил. Поэтому он очень тщательно продумывал второе свое преступление. А затем осуществил его. И с тех пор…
Он наклонился, заглянул с очень близкого расстояния своей очередной жертве в лицо. Мертва. Но надо быть абсолютно уверенным в этом. В том, что не отдышится, не сможет опознать. На всякий случай проверил ее руки – не застряли ли во время борьбы между пальцами волосы с его головы, не поцарапала ли его женщина, не осталось ли его кожи у нее под ногтями? Достал из пакета остро пахнущую тряпицу, заботливо все обтер, отряхнул. И пошагал прочь, все той же тряпицей заметая за собой следы на морозно сыпучем снегу. После того, первого, раза он убивал только на улице и никогда не прятал трупы, считая, что больше при этом наследит, чем скроет.
Инна вышла на слабо освещенный перрон. В стороне от него в штабеля готового к отправке леса били лучи прожекторов, и там кипела жизнь: разгружались сразу несколько подъехавших лесовозов, мужики что-то кричали друг другу, где-то недалеко от них громыхнула тронувшаяся с места цепочка товарных вагонов. А здесь, на пассажирском перроне, явно не ждали гостей. Единственным движением, которое уловила Инна, был полет поднятой морозным ветром бумажки, брошенной кем-то мимо заснеженной урны. И все. Девушка огляделась в поисках вокзала, но потом поняла, что здание прямо перед ней, вначале принятое ею за багажное отделение. Маленький, убогий вокзал в сравнении с их огромным городским, но другого не было, и Инна направилась к нему, кляня себя на чем свет стоит за свое глупое решение приехать сюда.
Скрипучая замерзшая дверь открылась с трудом, зато внутри оказалось довольно тепло. И абсолютно пустынно: ни буфета, ни пассажиров в крошечном зале ожидания. Вообще ничего и никого! Даже окошко единственной кассы задернуто шторкой.
– Здесь есть кто-нибудь? – устав оглядываться, громко спросила Инна. И удивилась, когда услышала в ответ из-за какой-то двери женский голос:
