родился в Венеции, в 1480-м, – сообщил Лотто.
– Число и время?
– 15 мая, кажется так записано, точное время мать не говорила. Кто этот толстяк, за которым ты бегаешь, Дзордзи?
– Джулио Камилло Дельминио, архитектор и маг. Ладно, я вернусь скоро, – Джорджоне поспешил в покои Катерины.
– Дзордзи боится оставить меня на минуту, думает, я сбегу, – рассмеялась Маддалена, поправляя волосы. – Или найду покровителя побогаче.
– А ты где родилась? – поинтересовался Лотто, любуясь локонами девушки.
– Я из Рима, Лоренцо.
– О-о-о, я и смотрю, ты не похожа на наших…
– Чем не похожа?
– Ты веселая, очень приятно с тобой разговаривать!
– Мне тоже, я об этом же думала сейчас! – рассмеялась Маддалена. – Наверняка мы с тобой можем не только болтать, – она посмотрела на Лоренцо многозначительно, не переставая улыбаться.
Гости вдруг закричали: «Просим, читайте!», обращаясь к человеку с черными глазами навыкате. Пьетро Бембо объявил:
– Мой друг, доктор Иероним Фракасторо из Падуи, прочтет свою новую поэму.
– Я ее не закончил, Пьетро, ты торопишься!
– Прочти хотя бы начало, – убеждал ученого Пьетро Бембо.
– Это было просто упражнение в стихосложении, даже шутка, – черноглазый человек прочистил горло, готовясь к выступлению. – Поэма называется «Сифилус, или Галльская болезнь». В ней речь идет о пастухе, я назвал его редким именем Сифилус, ну, выбрал имя, которое мало кто слышал. В моей поэме этот молодой пастух Сифилус имел несчастье прогневать Аполлона, за что жестокий бог Олимпа послал ему наказание в виде бубонов и чирьев, то есть в виде неизвестной прежде болезни.
– Да, это опасная французская болезнь без имени, мессир Фракасторо изучает ее и ищет способы лечения, – объяснил Бембо. – А мы тем временем все молимся о его здоровье.
– Он жертвует собой ради нас, общаясь с опасными красотками, – вокруг засмеялись.
Лоренцо и Маддалена подошли ближе.
– Майн готт, меня от этой французской напасти избавь, – пробормотал Дюрер по-немецки и перекрестился, – кажется, это единственное, что может меня с этим прекрасным городом разлучить.
Тициан съел все, что дал ему мастер. Боль в затылке утихла, теперь хотелось спать.
– Мессир, я пойду, спасибо. Но можно мне еще у вас спросить?
– Спрашивай.
– Вот вы главный в Венеции художник, пишете портрет каждого дожа.
– Писать дожей почетно, однако не так приятно изображать стариков в золоте, как писать молодых женщин без одежды, уверяю тебя. Хорошо еще, что дожи в Венеции живут долго и мне не слишком часто приходится браться за их портреты, – пробормотал Джамбеллино.
– А как вам удалось стать своим с этими, ну, с людьми из Золотой книги? С нобилями?
– Вот что тебе интересно, – усмехнулся Джамбеллино. Он сощурил и без того небольшие, выцветшие глаза, взгляд стал
