появиться в любое время, пока мы спим. – У брата на все был готов ответ.
За лето Дейви узнал правду о Санте и дал себе слово держать сестренку в неведении.
– Но это же очень долго. Вдруг молоко в тепле скиснет?
– Он может охладить его одним касанием! Опустит палец в стакан теплого молока – фш-ш-ш, бум! – и молоко холодное.
Джилл была сражена.
– Он, наверное, молоком прямо опивается.
После ужина Вирджилу и детям было поручено убрать на кухне; Джилл, стоя на стуле возле раковины, вытирала одну за другой вилки и ложки, пока Дел наверху укладывала младшую и сама немного вздремнула – она хронически не высыпалась. Дейви откупорил последнюю на сегодня банку пива и поставил ее на телефонный столик у камина, возле «папиного кресла». Вирджил отхлебывал пиво, а Дейви и Джилл растянулись перед граммофоном и ставили рождественские пластинки. В темноте гостиной огоньки елочной гирлянды рисовали на стенах многоцветные волшебные узоры. Джилл забралась на колени к отцу, а ее брат раз за разом крутил песенку про красноносого олененка Рудольфа, главного в упряжке Санта-Клауса. В конце концов они запомнили все слова и стали добавлять собственные.
«У него блестящий нос».
– Как лампочка!
«Принялись его дразнить».
– Эй, Пустоголовый!
А когда дошел черед до слов «Ты в историю войдешь», они дружно выкрикнули:
– И в арифметику!
По лестнице со смехом спустилась Дел:
– Представляю, во что бы вы превратили «Радуйся, мир!»{16}.
Она отпила пива из банки Вирджила, устроилась в излюбленном уголке дивана, постучала сигаретой, извлеченной из кожаного защелкивающегося портсигара, и чиркнула спичкой из коробка, лежавшего в пепельнице рядом с телефоном.
– Дейви, поправь вот то полено, сделай одолжение, – попросил Вирджил.
Джилл оживилась:
– Чур я помешаю угли!
– После меня. Ты не волнуйся. Валенкам Санты огонь не страшен.
– Знаю. Знаю.
После того как Джилл закончила ворошить угли, Дел отправила детей наверх переодеваться в пижамы.
Вирджил допил пиво и пошел к стенному шкафу за портативной пишущей машинкой «Ремингтон». Ее, совершенно новую, купила для него Делорес, когда он лежал в армейском госпитале на Лонг-Айленде, в Нью-Йорке. Вирджил набивал ей письма здоровой рукой, а потом психологи научили его печатать вслепую, и Вирджил назвал этот метод «слепая печать пятью с половиной пальцами».
Он вытащил машинку из футляра, поставил на низкий журнальный столик и заправил, как всегда, два листа бумаги, один поверх другого – чтобы не повредить валик.
– Готовьте послания Святому Николасу, или Деду Морозу, или как там его полное имя, – сказал он детям, когда они вернулись в гостиную, пахнущие зубной пастой и свежей, чистой фланелью.
Первой печатала свое послание Джилл, она
