становятся заложницами бухарского эмира и его сына, совершивших набег на Хиву. В честь победы эмира устраиваются состязания всадников «кокбуры», и эмир дарит красавицу Джемаль победителю – круг замкнулся – Садыку. Сын эмира увозит девушку в свой гарем. Фильм кончается счастливой встречей Джемаль и ее возлюбленного.
– Это псевдеж! Таких фильмов не нужно человечеству! – кричит Иса, размахивая руками.
– Но это Висковский.
– А по мне, хоть сам Гриффит.
– Старая школа.
– В том то и дело – слишком старая.
– Ты строгий, Иса. Тебя Трауберг с Козинцевым испортили. По мне, так это было увлекательным.
– Сцена купания в гареме – безусловно! – смеется Иса. – Остальное – шлак.
22/XII 1925 г.
Ленинград
Родная девочка! Я удивляюсь самому себе, я уже скучаю, уже чувствую твое отсутствие. Мне «бэзззумно» скучно без тебя. Я уже думаю о том, чтоб эти два месяца прошли как можно скорее. Все это я почувствовал, когда возвращался домой с вокзала. И решил во что бы то ни стало писать сегодня тебе. Мне сейчас хочется много-много писать тебе об этом, хоть и не стоит, наверное, распространять свои мрачные мысли.
Сейчас я очень остро чувствую, что тебя нет…
С Сашей были в кино и смотрели «Минарет смерти». Набежали гости, обсуждали вопрос о Новом годе, но так вяло, что ни до чего не могли договориться.
А ты, Чижулька, молодец, так спокойно уезжала, что было совсем легко тебя провожать. Знаешь, Киска, меня мучает совесть, потому что я не исполнил маленькой твоей просьбы и не принес тебе на вокзал карточки. А ты, наверное, сейчас спишь, сейчас уже второй час ночи, а как хорошо было бы, если бы мы ехали вместе.
Мне сегодня целый день нездоровится, почему и вывожу я какие-то каракули.
Я буду тебе, Чиженька, писать много-много, но сегодня не берусь. Мне скучно. Пиши много и скорее. Спокойной ночи. Даю слово, что таких нечистоплотных писем писать больше не буду.
Приписка в уголке: «Если буду так скучать все два месяца, то ты найдешь живой труп вместо „цветущего“ обезьянки».
Пришел к другу Сашке Рыжему, чтобы не оставаться одному. Рыжий был, как всегда, гостеприимен. Принял горячую ванну и немного расслабился. Вся Сашина любезность и предусмотрительность к услугам Исы. Тут и уютный халат, и прохладный морс, а вот приличного листа бумаги и чернил у него не нашлось. Но Иса прощает другу этот промах – ведь еще никто толком не знает об Исиной письменной лихорадке, хотя, кажется, уже привыкают. Только вчера отправил Асе письмо, а сегодня появилась потребность написать новое. Иса не может отвыкнуть разговаривать с ней, как будто она единственный человек на земле, который когда-либо понимал его.
Теперь, когда он ходит по улицам, кажется почему-то,
