профессиональным, востребованным. Работал в «Независимой», потом в «Новых известиях». Побывал практически во всех горячих точках. Сейчас это словосочетание стало фигурой речи, тогда от него веяло могильным холодом, кровью и бедой. Его страсть к профессии неизменно вызывала уважение. Правда, если бы не манера Егора бахвалиться, рассказывать небылицы и страшно собой гордиться. Он имел на это абсолютное право, если бы его гордыня не выступала впереди него. Сквозь линзу крайней благорасположенности к себе его Я проступало уродливо, искаженно, как из кривого зеркала. В этом состоянии ему непременно нужно было уничижать чужие таланты и достижения. А поскольку я всегда находилась рядом, чаще всего попадала под раздачу. Это лишало меня опоры рядом с ним, как будто у меня оторвали крыло, как у бабочки, и я, трепеща одним, уже не могла взлететь.
Зачем же я вышла за него замуж? Ох, на протяжении многих лет я честно пыталась самой себе ответить на этот вопрос… Поначалу я тоже свято верила в его гениальность. А потом всякий раз, когда я собиралась уйти от Егора, он начинал печалиться глазами. И становясь почти трагически красивым, обреченно спрашивал меня: «Уходишь?» Я молчала или, наоборот, торопилась ответить: «Да, ухожу». Торопилась, потому что очень боялась своего сострадания. Он вздыхал, переполняясь жалостью к себе: «Как же я без тебя? Я же люблю тебя, Дина…» Иногда за любовь мы принимаем нашу возможность отражаться в другом человеке как-то особенно благородно, красиво или величественно. Егор любил свое отражение во мне. Я испуганно молчала, почти физически ощущая нежность, которая начинала подниматься откуда-то из недр моего женского естества: «Как же он без меня?» Я знала, что если сейчас уйду от него, потеряю покой и сон и в своем внутреннем зеркале вдруг увижу какие-то страшные вещи ─ свой эгоизм или гордыню. Такое отражение мне не очень по душе. Всегда приятней лицезреть лик святой мадонны. Страдать с чувством удовлетворения, все понимая про величие своей души и святости. Засыпать с чувством нравственного комфорта и ощущения своей силы. Когда ты все что угодно ради другого… В противном случае муки совести лишали меня покоя надолго. Они заставляли меня вновь и вновь переживать момент моего нравственного падения. И получалось, что я жила не планами и предвкушением будущего, а вновь и вновь рефлексировала, обращая взгляд в прошлое, проигрывала событие, в котором мне наконец вроде бы удалось отстоять свои границы, но при этом попрать интересы ДРУГОГО. В общем, я думала: «Он, конечно, монстр, но это ─ мой крест!» Иногда я все-таки уезжала от него к Марго на несколько дней. Накачанная ее решимостью, как наркотиком, почти верила, что вот теперь уже совершенно свободна от своей ответственности за непризнанный гений Егора. Но он приезжал (самый большой период нашего расставания длился неделю) жалкий и побитый жизнью, умолял вернуть на место зеркало, в котором отражался во всем блеске своего таланта и величия.
