нашкодившего профессора и рявкнула по-военному:
– Стоять! Я отучу вас от этой духости, от этой пхивычки убивать себя!
Николай Николаевич тут же капитулировал, опустившись в кресло для пациентов. Врач покричала ещё немного и, переведя дух, уселась за свой стол. После боя колпак на её лысеющем затылке съехал на бок, но Констанция Казимировна не обратила внимания на свой покосившийся вид. Она строчила новые назначения обвиняемому и, прожёвывая слова, ставила ультиматум:
– …и если сестха почувствует – понимаете, о чём я говохю? – пгхосто поймает самый слабый запах дыма, я пехеведу вас, пкхафесах, в изолятох пехвого этажа с окнами напготив мусохных баков и назначу капельницы по шесть часов в день.
Врач расцарапала подписью бумагу и на прощанье сделала в пациента контрольный выстрел взглядом. Тот, с ужасом разглядывая шатающиеся каракули Констанции Казимировны, поплёлся с листом приговора в процедурный кабинет. Мог ли он предположить, что следующая минута обнулит его жизнь и выбелит в книге судьбы имя супруги?
– Присаживайтесь. Меня Катериной зовут, – пропела белоснежная сирена, порхающая по кабинету.
«Ого! Искусный чародей сгустил воздух и вылепил из него юную деву. Глаза – звёзды, волосы – солнечные лучи», – подумал знаменитый физик, разглядывая медсестру с осиной талией и медовой косой. Он выпрямил спину – сорокапятилетний сердечник превратился в пижона лет двадцати и расположился в кресле у окна, рядом с металлическим столиком для забора крови.
Катя щёлкала ручками автоклава, как затвором, и не обращала на вновь прибывшего пациента никакого внимания. Он кашлянул, и Катя тут же вздрогнула и распахнула глаза во всю ширь. Ей показалось, что вошедший похож на её любимого певца Дина Рида – точь-в-точь, только волосы белые, как платина. Из-за чего Катино сердечко затрепыхалось, а крылышки её гордой независимости совсем растаяли.
Дятловский замер и почти не дышал. Разглядывая вёрткую, как белочка, девушку, его глаза отразили небо и засветились магическим светом. Сестра повернула ключ в замке шкафа для медикаментов и, опустив руки, спросила чуть слышно, не поворачиваясь лицом к пациенту:
– Вы на укол?
Николай Николаевич почувствовал прилив сил. Голова закружилась, точно как в лесу, и он ответил, приподнимаясь с кресла:
– Да.
Катя повернулась к окну и дотянулась обтянутыми резиной пальчиками до примятого уже листа назначения, который лежал на маленьком столике. Грудь её вздымалась, пока она пробегала глазами по каракулям Констанции Казимировны. Ему казалось даже, что он видит очертания трусиков, проступающие сквозь ткань медицинской униформы. Не меньше притягивала взгляд готовая, казалось, вот-вот оторваться из-за напряжения верхняя пуговка её халата.
– Готовьте руку, – произнесла Катя. Голос
