направлены в более рациональное русло. Атланты не смогут держать небо вечно. Можно было бы облегчить их бремя, навеять некий «сон золотой», с условием, что вместо дрёмы всё человеческое сообщество получит мощный стимул к индивидуальному развитию каждого индивида. А там, где образуются отупляющие самосознание учреждения, корпорации, синдикаты и прочая устаревшая чушь, применить, наконец, робототехнику.
Но как же сильна и прочна эта тенденция, даже среди самых творческих направлений и союзов, а именно, самого себя сделать бездушной машиной, отказавшись от естественного для здоровой личности потребности – изучать и преобразовывать среду обитания. По сути, общество делает изгоями тех своих представителей, которые действуют наоборот.
Да ведь из числа их может сложиться неплохая общность, можно дать им почву для общения, обмена мнениями, поддержания друг друга. Вот такие идеи не давали мне покоя, когда я наблюдал за играми детей во дворе. Кто-то повторял поведение своих родственников, другие встраивались в систему первых. Но один или два старались заявить о своих собственных претензиях к миру. Конечно, они тотчас же были изгнаны из стайки, осуждены и осмеяны. Однако же было заметно, что эти отверженные не собираются сдаваться без боя.
Самый сложный этап в работе с самоубийцами, заставить их рассказать историю появления суицидальных мыслей от начала до конца. Как её видят они сами. Чтобы увидеть по пунктам разрушение здоровой беспечной модели личности. Как она становится бесформенной ломаной линией, как резонёрство и безысходность занимают большую часть внутреннего мира и замещают собой явь, данную нам в ощущениях. Им, тем, кто выжил, нужно вытащить из себя все потроха, чтобы разом обозреть его, возвысится над узостью собственного мышления, представить его как одного между другими. Но если это только девятилетний мальчик? Он сидит передо мной как сейчас, размахивая ногами на большом стуле, и чиркает по бумаге зелёным фломастером. На его лбу белеет шрам, на бумаге появляются ломаные линии и кружочки. Его родителям возвращать дитя нельзя. Специалистам кажется, что малыш растёт абсолютно другим, с иной концепцией жизни, чем у них. Если оставить его дома, то из его уязвимой психики получится подушечка для булавок, сливное отверстие для родительских комплексов. Он будет похож на цветок в лесу, прижатый к земле стеблем, как пышно он бы ни распускался, никогда не встать ему вровень с собратьями, чей рост не был ничем ограничен.
– Я подумал, – сказал мальчик, прекратив вдруг своё занятие, – вот я умру, и тогда они поймут, что их мир слишком злой, они плохо относятся друг к другу, и потому им всем так плохо. Они же начнут разбираться и думать, из-за чего такой маленький ребёнок от них ушёл? Они же взрослые, они умнее, они всё поймут. – Он ещё долго рассуждал вслух.
Нет, малыш, они все слишком заняты собой. Им до тебя и дела
