я, – если бы в Дамаск вернулась война, ты бы уехала из Сирии?
– Война никуда и не уходила, рух Альби. Посмотри на этих людей, – бабушка показала на инвалидов с протянутыми руками, – они бедны и искалечены. А ведь этот мужчина еще год назад покупал у меня орехи в меде, и ног у него было столько же, сколько у каждой из нас – две, а не полторы. Война прямо сейчас гуляет меж стен Дамаска. Она в наших сердцах. А пули, пули – это не война, как и снаряды, и войска, и танки. Они – всего лишь ее оружие. Но оружие безобидно, пока его не возьмет человек.
Она замолкла, разминая худые дряблые руки, потом добавила:
– Оружия я не боюсь, я боюсь человека, который его держит, но к человеку я привыкла. Так и с войной.
– Но в Европе безопасно. Нам бы позволили там остаться.
Бабушка рассмеялась своим старческим, хриплым смехом.
– Позволили там остаться, – она повторила это еще несколько раз, словно пробовала фразу на вкус. – Я хочу остаться там, где мне не нужно спрашивать разрешения. Я лучше умру на своей земле, чем буду существовать на чужой.
Ее слова взволновали меня, хотя я и не могла понять почему, но бабушка, увидев выражение моего лица, будто бы обо всем догадалась. Она взяла меня за руку, сочувственно улыбнувшись.
– Это, конечно же, не относится к вам. Вы, молодежь, подобно упавшему и укатившемуся плоду, можете пустить корни в любом месте.
К нам подошел покупатель и, хотя мне хотелось продолжить разговор, больше мы к нему не возвращались.
В один из апрельских дней Иффа ворвалась в квартиру, запыхавшаяся и лохматая, впрочем, как обычно, но взгляд у нее был взволнованный, и смотрела она прямо мне в глаза.
– Что стряслось? – спросила мама, тоже заметив ее бегающие от волнения глаза. – Опять что-то натворила?
Иффа разулась, покачала головой, отрицая, и села на диван.
– Все нормально, просто…
– Просто ты не помыла руки. Аллах любит тех, кто в чистоте себя содержит. (Сура «Ат Тауба», 9:108)
От этих слов Иффа передернула плечами, но покорно пошла в ванную. Я направилась за ней следом и встала у двери, наблюдая, как Иффа намыливает руки. Она подняла глаза и посмотрела на мое отражение в зеркале.
– Я тебе сейчас кое-что скажу, только ты не очень расстраивайся, ладно? Хотя, – Иффа ухмыльнулась, смывая мыло с рук, – с этим у тебя проблем быть не должно.
– Что случилось?
Она помедлила, прежде чем заговорить, и не оборачивалась, продолжая общаться через зеркало:
– В школе я узнала, что в Алеппо… ну, знаешь, в Алеппо вечно что-то случается, и…
– Что такое с Алеппо? Опять обстреляли?
Я выпрямилась и подошла к Иффе поближе. Дурное предчувствие холодком прошлось вдоль позвоночника. С напряжением я обдумывала, что же вызвало в Иффе такую нервозность, но она все молчала.
Наконец-то, Иффа сказала:
– Джанан, вчера уничтожили мечеть
