на эйфории.
– Вряд ли, на него совершенно не похоже, он, помнится, собирался жить вечно, – он пожал плечами и встал, чтобы закрыть форточку.
– Тоже верно.
Мы помолчали.
– Знаешь, все-таки странно все это, – он поерзал, усаживаясь обратно в кресло. – Из нас он был самый практичный и, пожалуй, даже прагматичный какой-то. Логика и холодный ум.
– Не всегда. В нем как будто два человека жило, и оба были им: один чувствовал, постоянно был на эмоциях, другой отстраненно анализировал все с ним происходящее. При этом они никогда не встречались, хотя друг о друге знали. Не раздвоение личности, а как бы два режима восприятия.
– Причем переключался он с одного режима на другой мгновенно.
– Да уж…
Вскоре наш разговор неизбежно скатился на последние городские новости и сплетни, и когда мы перебрали кости всем нашим друзьям и знакомым, я попрощался и пошел домой.
По большому счету от этого разговора кроме очередного похмелья я ничего не получил. Только какие-то психологические этюды и психоделические ощущения моего загадочного дружка, который умудрился исчезнуть столь стремительно и непонятно, что теперь оставалось только ломать голову, пытаясь понять, где он и почему появляется только в день, когда умершим разрешают выходить в мир живых. После недолгих размышлений я решил посетить его родных. Это было самым логичным решением, но почему-то рассматривалось мной только как самый последний вариант.
***
Она сидела, прислонившись головой к стеклу водительской двери, по которому медленно стекала вода – теплый осенний снег, попав на разогретое стекло, мгновенно таял. Дозвониться до родителей у меня не получилось, но удалось дозвониться до его подруги, и теперь я сидел у нее в машине, пытаясь поддержать разговор, но получалось, по правде сказать, не так чтобы очень.
– Врачи сказали, что у него отказало сердце, – она пожала плечами, – при его образе жизни… Он же считал себя чуть ли не бессмертным, что его здоровье не может подломиться, но… – она опять пожала плечами.
– А где он похоронен?
– А нигде. По его желанию он вроде как был кремирован, а прах развеян, хотя… – Резкий сигнал проезжавшей машины заставил ее вздрогнуть.
– «Вроде как» – это как?
– Да никак! – в ее голосе почувствовалось раздражение. – Родные его почти сразу куда-то съехали, а друзья ничего не знали. И я ничего не знала, ни о времени, ни о месте, ни о способе похорон. Ни даже о произошедшем.
– Понятно. А он не мог как-нибудь подкупить врачей или что-нибудь в этом роде? Сама знаешь – это нетрудно. Ну, чтобы они справку выписали, что он…
– Зачем? – она резко, с недоумением обернулась ко мне. – Какой смысл ему так скрываться? Не от меня же? Он вообще был со странностями: все эти ночные прогулки, внезапные приступы мизантропии… Может
