повернулся и сверкнул всеми восемью гранями. Не успела Илинэ удивиться, откуда он здесь взялся, как в его туманной глубине загудели ветра.
…Буря, вылепленная из снега, града и мусора, остервенело колотилась о стены огромной каменной юрты. Словно живая, пыталась проникнуть в одно из бессчетных окон, закрепленных крестообразными рамами. Рамы трещали, прозрачные пластины свистели и визжали под напором свирепых порывов, будто их полосовали острые когти. Нижний пласт не выдержал, лопнул. Внутри дома взлетели вверх раздутые ветром занавеси из зеленого нельгезидского шелка и мелкий скарб. Заметались люди, одетые в белые жреческие одежды, послышались заполошные крики и топот многих ног. На лежанке корчилась женщина в бремени. Собралась рожать.
Буря ворвалась в дом и превратилась в узкий смерч, похожий на стрелу. Вертясь с безумной силой, стрела нависла над женщиной. В темной воронке явственно угадывались чьи-то дикие лица и черные орущие рты.
Толстая жрица закрыла прореху собой. Ветер в юрте прекратился, и тонко задымивший смерч погас. Буря снаружи взвыла, принялась высасывать жрицу наружу. Озаренные втянули ее обратно, навалили на приступку окна первые попавшиеся вещи… А беременная женщина вскочила с лежанки. Распласталась по стене, запрокинула лицо и сквозь вихрь бушующих весен глянула в глаза Илинэ. «Иди на север! – закричала властно и в то же время с мольбой. – Иди к Долине Смерти, иначе мы все погибнем! Ты знаешь, где камень! Спаси свой мир, спаси нас!»
С телом Илинэ случилось странное: оно словно неслось по реке времен, а эта река переживала свое половодье. Тело было Землей, и ей грозила страшная опасность. Видя перед собою горе, мрак и хаос, скорбно и отчаянно билось вещее сердце. Через него струились призрачные потоки людей – люди, люди, белесые и мглистые, как туман. Казалось, они идут, чтобы горячая кровь Илинэ согрела их, напитала мертвеющую плоть любовью и жизнью. С каждым мгновеньем их становилось больше, корни сердца уже не могли всех запомнить.
Увлекая Илинэ, людской ливень подхватил Сата и обрушился в черную пропасть… Но тут вновь возникли стены каменного дома, стремительно приблизилось разбитое окно. Женщина в юрте кричала так, будто жрецы резали ее батасами. «Рожает», – Илинэ во сне вытерла взмокревший лоб. Буря взревела раненым зверем. Воздух ожгло вспышкой холодного потустороннего света. Адские голоса застонали, закричали, зарыдали сверху, снизу, с боков. Загремел гром, в небе полыхнуло белое пламя… заплакал ребенок.
Стоя перед женщиной на коленях, молодой жрец держал в руках новорожденную девочку. Лицо у него было ошеломленное, усталое и счастливое. Он улыбался.
«Домм-ини-домм!» – застучал маленький табык с рисованными вкруговую знаками. Табык висел на стене над жрецом и стучал сам по себе.
«Домм-ини-домм!» – бил легко и свободно, потому что все стихло.
«Домм-ини!..»
Илинэ проснулась вся в слезах и липком поту, словно сама только что родилась. Сомнений
