к ней, немного шатаясь.
– Айда, я тебе покажу что-то, – она хватает меня за локоть и тянет в боковое крыло.
Мое сердце пропускает удар перед табличкой «Реанимационное отделение».
Отступаю назад, пытаясь освободиться.
– Не бойся, все нормально, – успокаивает медсестра. – Смелей.
– Я не хочу, – бормочу, но все же делаю шаг. Нога зависает в воздухе.
– Один глазком, – Марина одергивает мою руку, а затем ловко ныряет за спину и осторожно толкает вперед.
Из светлого коридора попадаю в полумрак. Долго фокусирую зрение.
Мерное гудение и спокойное тиканье аппаратов. По центру палаты – кровать. На ней человек, я не вижу его лица с этого расстояния. Лоб перебинтован, кожа на лице – сплошной синяк, нос разбит, на нем пластырь. Пячусь назад, но Марина не пускает.
– Мне это не нужно, – умоляюще шепчу.
– Иди, говорю. Это поможет выбраться из стресса. Дурочка! – последнее девушка бросает так резко, что я послушно ступаю дальше: шаг, и еще один. Словно по горящим углям.
Теперь меня мучает любопытство. Кто он? Почему он? Почему я? Каждый метр, как приближение к пропасти: волнительно и страшно. Будто, если я подойду слишком близко, назад дороги уже не будет.
Первое что вижу – его ресницы. Длинные, но местами оборванные, опаленные. Густые брови, тоже пострадавшие и свалянные. От гематом щеки и скулы обвисшие и красно-синего цвета. Смолистые волосы венчиками торчат из-под бинтов на лбу, они длинные, часть лежит на подушке, другая касается рельефного плеча, тоже иссеченного порезами и приукрашенного ранами и синяками.
Руки мужчины лежат вдоль тела. Бегу взглядом от его шеи до сгиба локтя, перескакиваю трубку капельницы, устремляюсь к предплечью, кисти и пальцам: крупные кости, выраженные вены, на безымянном – кольцо. Смотрю на свою руку – тоже кольцо. И как я не заметила сразу? Не могу вспомнить, было ли оно вчера.
Осторожно касаюсь золотистого металла на правой руке и от беспомощности выдыхаю горячий воздух, скопившийся в легких. Меня трясет, как контуженную. Под кольцом – белая полоска незагоревшей кожи. Не может быть! Это игры памяти? Пытаюсь снять «оковы», но сбитая припухшая косточка не пускает.
Склоняюсь над мужчиной и внимательно осматриваю его кисть. Прикладываю рядом свою. Кольца похожи, цвет и стиль совпадают. Но это еще ничего не доказывает!
Оборачиваюсь. Марина ждет у выхода, строго глядит на меня и кивает на больного.
– Давай! Ну?!
Не понимаю, что она хочет. Мое лицо перекашивает от непринятия настоящего, от этого больно тянет порез на щеке. И, впервые за утро, простреливает под грудью.
– Поцелуй его, – подсказывает медсестра.
Я непроизвольно прыскаю смешком. Еще чего! Но застываю взглядом на губах Марка, изрезанных и вспухших. Сейчас трудно сказать какой они формы, цвета, но, у меня возникает нелепое ощущение неги и желания коснуться их. Вот это уже слишком!
Случайно
