меняло, если не считать того, что он сейчас заглянет в мои внутренности.
Послышались голоса, и я поняла, что сейчас из кабинета выйдет пациентка. В приемную вышла женщина моего возраста. Вслед за ней вышел седовласый мужчина маленького роста. Они остановились и пожали друг другу руки, в то время как ко мне с напряженной улыбкой подошла секретарша. Седовласый человек, гинеколог, обернулся. При этом он не взглянул в мою сторону, и это меня несколько разочаровало, хотя я и чувствовала небольшой прилив бодрости, ибо впервые надеялась увидеть настоящего, живого месье Белливье. Я наконец увижу его – в первый и последний раз, поклялась я себе. Доктор Белливье кивнул молодой паре. Они поднялись, и молодой человек повел подругу впереди себя так, словно она была неспособна передвигаться самостоятельно. Но она по достоинству оценила этот жест.
У меня на лбу выступил холодный пот. Мне стало физически плохо. Мне показалось, что меня сейчас вырвет, и успокаивало лишь то, что я не буду первой, кого вырвет в этой приемной.
– Мадам.
Секретарша попыталась привлечь мое внимание. Как раз в тот момент, когда я собиралась встать, чтобы подойти к ее столу, она сама оказалась рядом со мной, протягивая мне формуляр медицинской карты.
– Поскольку вы здесь в первый раз, заполните анкету, – сказала она, быстро вернулась на свое место и принялась полировать ногти.
Я стала записывать в формуляр свои личные данные. Имя, адрес и год рождения я придумала. Впервые в жизни лгала о таких вещах. Я решила сказать, что свою медицинскую карту забыла дома – в конце концов, это обойдется мне в несколько лишних евро. Я просмотрела все графы, чтобы убедиться, не наделала ли ошибок – то есть не проставила ли в графах хотя бы одну настоящую букву или цифру.
Самым странным было то, что, придумывая адрес, я выбрала местоположение, находившееся недалеко от места моего настоящего проживания. В Париже тысячи улиц, так почему я выбрала один из соседних переулков? Наверное, мне все же хотелось как можно ближе держаться к истине или просто сказался недостаток фантазии. Собственно, это не играло никакой роли. Ничто больше не играло никакой роли. Один ребенок, сын, написала я. В этом не могла врать. Я не знала, что может прочитать гинеколог по внешнему виду моих половых органов. Может быть, там, как у деревьев, есть годовые кольца, которые говорят если не о возрасте ребенка, то о числе детей. Это я знала. В конечном счете я стерла слово «сын» и написала «дочь».
Я не знала, надо ли мне вернуть карту секретарше или отдать ее непосредственно врачу, но не успела обдумать этот вопрос, как секретарша забрала у меня формуляр и ручку. Время ускорило бег. Через двадцать минут мне надо быть в конторе, хотя мир, конечно, не перевернется, если письмо будет передано месье Белливье на пару-другую минут позже. Снова послышались голоса. К двери приблизились молодые люди и врач. Собственно, я и сама не понимала, что заставляло меня так сильно переживать и нервничать.
