так еще и вознаграждение за эту акцию «пилить» ни с кем не пришлось. Когда настало время отчаянному и дерзкому Вагифу отдать свою душу Аллаху, он, как и его отец, вручил своему сыну кольт, и, как и его отец, произнес слова напутствия:
– Азад, – обратился Вагиф, лежа на больничной койке, умирая от пневмонии. – Я был плохим отцом и не оставил после себя ровным счетом ничего, кроме дома, который унаследовал от деда, – он резко закашлялся, но затем продолжил. – Однако я дал тебе имя Азад – «свободный», каким был сам, каким был твой дед. В жизни не важно, что происходит вокруг тебя и кто тебя окружает, важно то, что у тебя внутри. Запомни это и проживи свою жизнь так, как сам того желаешь. А ответ перед Аллахом всем нам держать и всем нам грехи свои отрабатывать. Прошу тебя, не делай того, что будет расходиться с твоей совестью, тогда проживешь счастливую и долгую жизнь. Через пару часов меня уже не станет, я это чувствую. Вот, возьми ключ от сейфа – там, пожалуй, самая важная вещь для нашей семьи: это кольт деда. Дед чист перед Аллахом, моя история грязна, но не людям судить. Историю кольта ты знаешь. Он не раз спасал деда, спасал меня, теперь будет охранять тебя. Береги его и передай своему наследнику! – новые приступы кашля, оборвавшие его жизнь, заглушили слова благодарности и всхлипывания сына.
Отец Азада умер в 1970 году. На тот момент сыну исполнилось восемнадцать лет, и он стоял на распутье жизненных дорог. Азад был невысокого роста, спортивного телосложения. Обладал типичной внешностью азербайджанца: темными волосами, черными глазами и узким лицом с сильно выступающим носом. Мать привила ему с детства любовь к фортепьяно и мечтала о том, чтобы он поступил в консерваторию в Санкт-Петербурге, где жила ее двоюродная сестра.
Но сам он, несмотря на фанатичную любовь к божественным звукам любимого инструмента, посчитал, что это не мужское занятие – стучать по клавишам. Тем более в голове звучали слова отца о свободе и совести. Выбрать путь отца – романтика с большой дороги – помог случай. Разгружая вагоны на узловой железнодорожной станции Сумгаит, что находится в десяти километрах от его поселка, он познакомился с грузином по имени Мамука. Тот обладал яркой, запоминающейся внешностью. Но отнюдь не иссиня-черные волосы или большой с горбинкой нос запоминались окружающим, а шрам, который протянулся от внешнего края правого глаза до подбородка. Увидев такой экземпляр в темном переулке, даже отъявленный смельчак задумается о бегстве.
После разгрузки вагонов и получения денег тот отошел в сторону, достал блокнот и с серьезным видом, поглядывая по сторонам, стал что-то чертить и писать. Увидев любопытный взгляд молодого Азада (Мамуке было тридцать восемь лет), он кивком головы подозвал его.
– Как тебя там? Товарищ Азад? Хе хе, – как то странно засмеялся грузин. Азад даже подумал, что у него не все в порядке с головой, что, в принципе, частично было правдой. – Короче, я смотрю, тебе можно доверять. Поболтаем в тихом месте?
– Без
