времени на приветствия, принялся стрелять, как показалось Григорио, куда попало. Три пули, впрочем, попали в голову, грудь и живот новоиспеченного банкира. Последней мыслью Григорио было: «Зря они со мной так! Брат отомстит…»
До свадьбы Марины и Костанцо оставалась всего неделя. Уже было готово платье: с глубоким декольтэ растопырочкой, кружевами по корсажу и манжетам, с вытачками вот тута и вот здеся для лучшего окаймления фигуры, с воротником стоечкой, хлястиком, бантиками и накладными карманчиками, а также разрезом слева до самого этого самого! Фата с диадемой из серебра ждала на распялке. Уже был сделан заказ в ресторане «Центральный» на пятьдесят персон! И вдруг – на тебе! Телеграмма о безвременной кончине Григорио! Костанцо рыдал и рвался в Италию. Во первых, на похороны брата, во вторых – отомстить. Ни Марине, ни Лючии эта идея не нравилась. Марина прекрасно понимала, что свадьба вообще может быть отложена на неопределенный срок – пока-то Костанцо отомстит за брата, если вообще сумеет! Да и наследство не сразу оформляется… Год, не меньше, на все дела. А за год мало ли что может случиться! И выездная виза в Италию должна быть вот-вот готова, только паспорт со штампом о браке показать! Что ж, все бросить, чтобы потом начинать сначала?
А Лючия… Ей, уже познавшей радости плотской любви, хотелось большего – хотелось замуж за Серджио. Ради этого итальянка была готова на все, даже остаться в СССР! Но как объяснить ему это? Проклятый языковый барьер! Короче, оставшиеся дни были необходимы, чтобы внести ясность в отношения, которые с каждой ночью нравились Лючии все больше и больше.
А посему, обе дамы, приводя каждая свои аргументы, уговаривали Костанцо не уезжать скоропалительно, но довести дело со свадьбой до конца. Дескать, о живых думать надо, а похороны подождут!
Референт Абдулла вошел в комнату отдыха неся на золотом подносе хрустальный бокал с водой и лекарства от печени, сердца и желудка, прописанные профессором кремлевской поликлиники на прошлой неделе. Хозяин лежал на тахте отвернувшись к стене, и его спина выражала грусть и уныние.
Дождавшись, когда лекарство было употреблено, Абдулла осторожно спросил:
– О, Великий Хан Гепардов Пустыни! Что гнетет тебя? Ты не кушаешь плов, не пьешь коньяк, не посылаешь за наложницами… На твоем челе печаль, разрывающая моё сердце!
Протяжный стон был ответом.
– Уж не скука ли гложет тебя, Великий Хан Гепардов Пустыни? Прикажи – и лучшие лицедеи Ашхабада будут здесь незамедлительно!
– Нет, Абдулла, это не скука… Чресла мои сжигает неутоленная страсть! Повелеваю: поезжай в Москву и привези мне Марину-танцовщицу! Скажи ей, что я не могу без неё, что я кину к её ногам всё, что имею… Лишь бы она была со мной! Я старею, Абдулла. Мне нужна молодая, горячая в ласках наложница. Никто не сравнится с Мариной-ханум.
– Я понял тебя, Великий Хан Гепардов Пустыни! Но, если она откажется?
– Все
