исло обескураженное молчание. Петер ухмыльнулся: чай, не орбита Урана и даже не пояс астероидов. Передачи здесь доходят почти мгновенно. Вчерашняя девушка (они никогда не представляются, и Петер назвал её про себя Жанной-девять) пыталась свалить своё недоумение на перебои со связью. Так же, как Жанна-два и Жанна-восемь.
– Поняли вас, «Муссон». Отправим ближайшим экспрессом.
Петер хрюкнул. Жанна-десять, да? Здесь, в космосе, очень не хватает кого-то с чувством юмора.
– Буду ждать с нетерпением, – сказал он.
Тон «Земли» стал серьёзен.
– Ваша телеметрия в норме, «Муссон». Орбита стабильна. Начинаем снижение. Расчётное время до посадки – тридцать две минуты.
– Могли бы поставить здесь хотя бы сраный указатель скорости, – проворчал Петер.
Он тут же пожалел о том, что не ограничился простым «вас понял». Не кажется ли тебе, что ты превращаешься в ворчуна… космических масштабов?
Кстати, отменный каламбур.
– Мы все здесь, «Муссон», – почти ласково сказала Жанна-десять, – добрая треть агентства, триста пятьдесят два человека, ну и я в довесок, следим за вашими успехами. Отслеживаем каждое небесное тело в радиусе тысячи километров. Знаем, когда у вас мурашки бегут по спине и когда урчит в животе.
– Признателен, – буркнул Петер.
Он едва не сказал: «Только вы все там, а я здесь».
Повисло непродолжительное, почти неловкое молчание.
– Сегодня день «ха», да, «Муссон»?
Голос грудной и тёплый. Петер поймал себя на мысли, что предыдущие «Жанны» остались для него просто говорящей коробкой с мигающими лампочками. Он посмотрел в иллюминатор, откуда открывался замечательный вид на пористую, безжизненную поверхность астероида. Огромные кратеры казались собачьими следами. Пещеры, в которых поместился бы корабль целиком, были размером с лошадиные ноздри. А над всем этим – бесконечные перекрёстки алмазных дорожек, которые убегали за громаду видимого отсюда Юпитера или ползли по его кофейному брюху.
– Именно, – решительно сказал он. – Я намереваюсь провести его с максимальной пользой.
Картинка за десятимиллиметровым стеклом увеличивалась, медленно, но неумолимо. Астероид будто тянул к нему жадные, загребущие руки в нарывах и оспинах.
– Не дамся я тебе так просто, – буркнул Петер.
– Повторите, «Муссон», – в голосе Жанны-десять сквозили нервные нотки.
– Это я сам с собой, – отмахнулся мужчина. – Старая космическая привычка.
23P/Брорзена-Меткалфа. Короткопериодическая комета, видимая на земном небосводе раз в семьдесят лет. Если по-простому, глыба пыли и льда, одна из многих, крупинка пшена в полном амбаре. Особенная крупинка, так как была выбрана для первой в истории высадки человека на астероид.
Петер в числе тысячи других космонавтов претендовал на пустую могилу и торжественные похороны, итог весьма вероятный, несмотря на самые тщательные просчёты, неудачи. И он стал первым – по крайней мере, из этой тысячи. Тренировки были изнурительными, и сам полёт показался ему заслуженным отпуском, даже несмотря на невозможность встать с кресла и размять конечности.
Свободного времени было много, и Петер распоряжался им щедро, тратя на раздумья, в первую очередь о том, почему выбор пал на его скромную персону. Там были куда более амбициозные парни – со многими он был знаком лично. Более целеустремлённые, более выносливые, устойчивые к нагрузкам. Настоящие герои.
В конце концов Петер пришёл к выводу, что если один из вертлявых засранцев, племя которых он представлял, сгинет на важной миссии, человеческий генофонд ничего не потеряет. Это его развеселило. Когда-то в детстве Петер читал фантастическую книжку, где по результатам психологического тестирования потенциальных преступников ссылали на астероиды.
Что ж, его обязанность – сделать так, чтобы общество не разочаровалось в собственном выборе. Несмотря на то, что Петер Симонов терпеть не мог оправдывать или не оправдывать чьи-то надежды. Впрочем, от него мало что зависело. При всём желании, провалить миссию было довольно затруднительно. Траектория полёта, включая посадку и последующий взлёт, тщательно просчитана. Ну а сам он…
– Я просто бесполезная нагрузка, – Петер не отдавал себе отчёта, что говорит вслух.
– Сорок секунд, – немедленно откликнулась Жанна-десять, и тут же, словно корабль захотел осмотреться в поисках владелицы голоса, мир перевернулся на сто восемьдесят градусов и корпус завибрировал. Включились двигатели. Компрессия вкупе со слабеньким астероидным притяжением вдавила космонавта в кресло. – Удачной посадки.
– Спасибо, – сказал Петер. – Не волнуйтесь так. Я же просто
