спокойно. Надо ехать. Времени терять нельзя: чем скорее будем дома, тем лучше… Ах, сеньора, бедная сеньора! Что-то она сейчас думает?.. А что с ней будет, когда мы вернемся?.. Уж не знаю, как и сказать ей. Наверное, лишится чувств. Да и немудрено… Едем: делать нечего. Может, по дороге и придумаю, как подготовить сеньору.
С этими словами он в последний раз оглядывает равнину и трогает коня, второй всадник следует за ним, все такой же немой, недвижный и безучастный.
Глава XII
Змея ползет обратно
Покуда гаучо и его молчаливый спутник стояли еще на опушке зарослей сумаха, к другому краю этих зарослей подъезжал одинокий всадник. Весь наряд его и сбруя коня – узда с удилами, грудной ремень, седло – указывали, что всадник этот не индеец. И в самом деле, подойдя ближе, мы узнали бы в этом раннем путнике Руфино Вальдеца. Блестяще выполнив свою миссию у тобасов и обделав вдобавок еще одно дельце, он возвращался теперь к диктатору, чтобы отчитаться перед ним и получить дальнейшие приказания.
Прошедшую ночь Вальдец провел в лагере индейцев, который и покинул еще до восхода солнца, хотя Агвара по особым соображениям не прочь был захватить его с собой в священный город. Хитрый парагваец, соблюдая свои интересы, сумел найти ряд отговорок. Агваре волей-неволей пришлось его отпустить. Ведь Вальдец был не пленник, а посол, да к тому же обещал скоро вернуться с драгоценными подарками.
Как ни радовался юный кацик своей пленнице, его смущала все же кровавая цена добычи. Возвращаясь к своему племени, он беспокоился, как встретят его старики. Что скажут они, когда узнают всю правду, когда услышат все подробности страшного дела? Всю вину, конечно, Агвара собирался взвалить на Вальдеца. Если б Вальдец остался с ним, Агваре не пришлось бы выдерживать первые объяснения с негодующими старцами: он выставил бы вперед парагвайца и предоставил бы ему успокаивать тобасов. Они кое-что слышали о старой вражде между Гальбергером и парагвайским послом, а тобасы, как и все индейцы, населяющие Чако, признают обычай кровавой мести.
Но Вальдец не пожелал остаться в отряде – и по тем же самым причинам, по которым Агваре так хотелось его задержать. Ни за что на свете не согласился бы он вернуться в священный город тобасов. Он был достаточно умен и слишком дорожил жизнью, чтобы показаться людям, которых оскорбил убийством их гостя. Вальдец отлично представлял себе ту бурю негодования, которую предчувствовал и юный кацик. Он понимал, в какое бешенство придут родные и друзья покойного Нарагваны, под чьим покровительством так долго и так спокойно жил мирный чужестранец. Обещая Агваре скоро вернуться, Вальдец лгал. Переезжая вброд приток Пилькомайо и на месте убийства, он с радостью думал, что никогда больше ни этих зарослей, ни злосчастного брода не увидит…
Довольный своим успехом, Вальдец не забывал и о предстоящем деле – деле, для которого незачем было подниматься далеко вверх по Пилькомайо. Как ни занят он был этими мыслями, как ни спешил к диктатору Парагвая, но ехал осторожно,
