по душе этот дом, и мне тоже не по душе этот дом, сэр, потому что дурное это место, и так было всегда.
У меня просто челюсть отвисла от неожиданности. А миссис Клорис продолжила, уже мягче:
– Ничего не хочу сказать про Стивена Буна – достойный был джентльмен, что правда, то правда; я приходила к нему прибираться каждый второй четверг все то время, что он здесь прожил; и на его отца, мистера Рандольфа Буна, я тоже работала, до тех пор, пока они с женой не пропали бесследно в одна тысяча восемьсот шестнадцатом году. Мистер Стивен был человек хороший и добрый, вот и вы таким кажетесь, сэр (простите мне мою прямоту, я по-другому говорить не научена), но дом этот – дурное место, и всегда так было, и никто из Бунов не был здесь счастлив с тех самых пор, как ваш дед Роберт и его брат Филип рассорились из-за украденных (здесь она виновато помолчала) вещей в тысяча семьсот восемьдесят девятом году.
Ну и память у этих поселян, а, Доходяга?
А миссис Клорис между тем продолжала:
– Этот дом был построен в несчастье, несчастье обосновалось в нем, полы его запятнаны кровью, – (а как ты, Доходяга, возможно, знаешь, мой дядя Рандольф был каким-то образом причастен к трагическому эпизоду на подвальной лестнице, в результате которого погибла его дочь Марселла; в приступе раскаяния он покончил с собой. Стивен рассказывает об этой беде в одном из своих писем ко мне, в связи с печальным поводом – в день рождения своей покойной сестры), – здесь пропадали люди и приключалось непоправимое.
Я здесь работаю, мистер Бун, а я не слепа и не глуха. Я слышу жуткие звуки в стенах, сэр, воистину жуткие – глухой стук, и грохот, и треск, и один раз – странные причитания, переходящие в хохот. У меня просто кровь застыла в жилах. Темное это место, сэр.
И тут миссис Клорис прикусила язык, как будто испугавшись, что выболтала лишнее.
Что до меня, я даже не знал, обижаться ли или смеяться, изобразить любопытство или прозаичное безразличие. Боюсь, победила ирония.
– А вы как себе это объясняете, миссис Клорис? Никак, призраки цепями гремят?
Но она лишь посмотрела на меня как-то странно.
– Может, и призраки тут есть. Да только не в стенах. Не призраки это стонут и плачут, точно проклятые, и гремят и бродят, спотыкаясь, впотьмах. Это…
– Ну же, миссис Клорис, – подзуживал ее я. – Вы и без того многое сказали. Осталось лишь докончить то, что вы начали!
В лице ее отразилось престранное выражение ужаса, досады, и – я готов в этом поклясться! – благоговейной набожности.
– Некоторые – не умирают, – прошептала она. – Некоторые живут в сумеречной тени между мирами и служат – Ему!
И это было все. Еще несколько минут я забрасывал ее вопросами, но миссис Клорис продолжала упорствовать, и я из нее более ни слова не вытянул. Наконец я отступился – опасаясь, что она, чего доброго, возьмет да и откажется от работы.
На этом первый эпизод закончился, но тем же вечером приключился
