а руки на пояс, можно было судить, что Сережка в себе уверен, решителен, дерзок и силен. Но угрозы от него не исходило, улыбка была добродушной, а голос окрасился сиропом:
– Ты, я вижу, с барышней. Где такую добыл-то, а, Лариоська?
– Настенька, не бойтесь, – бросил через плечо Илларион, – это Сережка, сосед мой. Извини, друг Сережа, спешим мы очень, дедушка заждался ее.
– Стало быть, Настенькой тебя звать, – подошел тот ближе. – Коли дедушка заждался, то идите.
Девушка несмело сделала шаг, второй… поравнялась с незнакомцем и вдруг покачнулась, будто ее толкнули, а никто не толкал. Сергей вмиг поддержал ее, схватив за плечи и едва не ударившись лбом о лоб Настеньки. Так близко не подступал к ней ни один мужчина, кроме дедушки. Она ощутила его дыхание на лице и тепло крепких рук, почуяла запах, присущий только этому человеку, хотя других не знала. Он же, удостоверившись, что девушка стоит на ногах твердо, разжал руки со словами:
– Оступилась? Поостерегись, дорога здесь худая.
– Благодарю вас, сударь, – смущенно пролепетала Настя и оглянулась на Иллариона, словно искала у того защиты, но от кого, если угрозы не было?
– Прощай, друг Сережа, – сказал Илларион.
Теперь девушка шла быстро, провожатый, едва поспевая за ней, продолжал рассказывать газетные новости, как и до встречи с Сергеем и его товарищами. Не оступилась она, нет. Но что же произошло? Настенька будто попала в плотный и невидимый сгусток, окружавший незнакомца, который вызывал у нее страх и нечто еще, неведомое ей.
– Кто это был? – спросила она, неучтиво перебив спутника.
– Сережка? Сосед мой, я же сказывал. Дед его из крестьян в торговые люди выбился, отец продолжил дело, ну и Сережка сызмальства приучен работать, а иначе-то нельзя, мужчинам полагается быть при деле. Подворье у них большое, торговые лавки, помощников имеют, но до настоящих купцов далеко. Только Сережка бесшабашный, после смерти батюшки так и вовсе стал сорвиголова.
– Мы пришли, благодарю вас… Илларион! – внезапно произнесла она панически. – Посмотрите! Вон там, в переулке…
Из-за угла выглядывали задние колеса и часть кареты. Той или не той, что они видели полчаса назад, – неясно, но и того довольно, чтобы признать в этом не случайное совпадение. Илларион как истинный мужчина назидательно произнес:
– Вы, Настенька, не ходите одна, не нравится мне это. Завтра я непременно зайду за вами. – А ведь замечательный повод встретиться! – Прощайте.
Девушка скрылась в парадном ветхого двухэтажного деревянного дома, а Илларион смело побежал к переулку. Но карета тронулась с места и, когда Илларион достиг угла, она была уже далеко, быстро растаяв в темноте.
Марго нравилось, когда ее сравнивали с ветром, это означало, что она так же стремительна и быстра, так же неуловима и сильна, а еще свободна. Чего ей действительно недоставало, так это свободы – абсолютной, как монархия, желанной, как любимый мужчина, но не все желания исполнимы, зато есть к чему стремиться.
