где иудаизм, христианство, ислам, буддизм и индуизм буквально «терлись боками». Это котел, в котором готовилось варево из различных языковых групп – индоевропейские, семитские и сино-тибетские языки можно было услышать наряду с алтайскими, тюркскими и кавказскими. Это место, где создавались и разрушались целые империи, где столкновение различных культур и соперников влияло на судьбы народов на тысячи миль вокруг. Отсюда открываются новые способы изучения прошлого и видны все взаимосвязи этого мира. События на одном континенте глубоко влияют на другой. Последствия того, что происходило в Центральной Азии, могли проявиться в Северной Африке, события в Багдаде сказывались на Скандинавии, а открытия в обеих Америках влияли на цену товаров в Китае и приводили к повышению спроса на лошадей на севере Индии.
Сотрясения распространялись по разветвленной сети, которая простиралась повсюду, где странствовали пилигримы и воины, кочевники и купцы, где производились, продавались и покупались товары, где обменивались идеями, принимали или даже улучшали их. Однако эти сети несли не только процветание, по ним также распространялись смерть и жестокость, болезни и катастрофы. В конце девятнадцатого века именитый немецкий геолог Фердинанд фон Рихтгофен (дядя знаменитого аса времен Первой мировой войны «Красного барона») дал этой обширной сети название, которое сохранилось до нашего времени, – Seidenstraßen – Шелковый путь[8].
Эти пути являются центральной нервной системой мира. Они соединяют народы и города. При этом данные связи находятся в глубине и недоступны для невооруженного взгляда. Так же как анатомия объясняет функции организма, правильное рассмотрение этих связей позволит понять основные механизмы работы целого мира. И все же, несмотря на всю важность этой части мира, она была забыта в рамках основного курса истории. Частично это произошло из-за того, что называют «ориентализмом» – из-за резко негативного взгляда на Восток как на периферийную часть мира, которой нечего противопоставить Западу и, следовательно, которая не стоит серьезного изучения[9]. Также это связано с тем, что повествование о прошлом настолько укоренилось в умах, что Восток рассматривается исключительно как фон для истории о подъеме Европы и западного мира.
Сегодня Джелалабад и Герат в Афганистане, Эль-Фаллуджа и Мосул в Ираке, Хомс и Алеппо в Сирии – синонимы религиозного экстремизма и жестокости сектантов.
Настоящее полностью уничтожило прошлое, забыты те дни, когда название Кабул вызывало в воображении образы садов, посаженных великим Бабуром, основателем империи Великих Моголов в Индии. В Bagh-i-Wafa («Сад верности») был пруд, окруженный апельсиновыми и гранатовыми деревьями, и клеверные луга, которыми Бабур был особенно горд: «Это лучшая часть сада. Он особенно прекрасен, когда зацветают апельсины. Воистину, этот сад расположен в прекрасном месте!»[10]
Точно так же современные представления об Иране затмили славу его исторического
F. von Richthofen, ‘Über die zentralasiatischen Seidenstrassen bis zum 2. Jahrhundert. n. Chr.’,
E. Said,
Bābur-Nāma, tr. W Thackston,
