в голове Дуни, и ее сердце жгуче укусила ревность: хоть бы в прорубь, что ли, и всему бы конец…» А Пушкин вскочил в седло, с улыбкой помахал Дуне рукой и поехал со двора.
Сегодня его расстроили. В доме с утра кипела революция: вся дворня, с Ариной Родионовной во главе, подняла, наконец, знамя восстания против засилья Розы Григорьевны, немки, жены управляющего Рингеля. Сергей Львович, устав от русских воров и наслышавшись о немецких добродетелях, поставил во главе всех запутанных дел своих немца, но Рингель оказался почище всех своих русских предшественников. Самому же Сергею Львовичу за делами смотреть было некогда: он был человек светский. Пушкин сделал экономке суровый выговор, а она отвечала ему дерзостью. Вскипев, он велел предъявить ему «все щеты», хотя он и сам не знал, что он под этим разумеет. Но, раз начав быть хозяином, он пошел до конца: составил комитет из трех старых дворовых, велел перемерить в амбаре хлеб и открыл, как ему казалось, несколько утаенных четвертей. Он выгнал Розу Григорьевну к чертовой матери, взял бразды правления в свои руки и – не знал, что делать дальше. Он засмеялся и, написав брату Льву о революции и восстановлении порядка, решил ехать в Тригорское на блины…
Едва выехал он за ворота, как его точно ослепило: какая весна!.. Какое торжество!.. Он всей грудью вдохнул свежий, пахнущий талым снегом и солнцем воздух, и вдруг сердце его налилось радостью: на небольшой проталинке солнечно играл ручеек, около воды распустился голубой подснежник, и первая пчелка блаженно грелась на его нежном венчике… И сразу в душе, точно само собой, начало слагаться обрывками, неясно, но прелестно:
Только что на проталинках весенних
Показались ранние цветочки,
Как из царства воскового,
Из душистой келейки медовой
Вылетает первая пчелка…
Полетела по ранним цветочкам
О красной весне разведать:
Скоро ль будет гостья дорогая,
Скоро ли луга зазеленеют,
Распустятся клейкие листочки,
Расцветет черемуха душиста?..
В Зуеве же, у Любимовых собралось несколько стариков посоветоваться. Так как дело было важное, то Матрена даже занавески на окнах спустила. И дьячок Панфил, старичок с хитренькими глазками и с носом в табаке, величайший политик и фантазер на всю Псковскую землю, таинственно рассказывал:
– …Пройтить туды ничего не стоит: держи все на восход солнца и больше никаких. Ну, только, милые, далеко, ох, далеко!.. Сказывают, ровно три года надо туды иттить… И который пойдет искать ее, Беловодию-то, должен тот человек содержать себя во всей строгости, как перед Господом, чтобы… как свеча воску ярого… чтобы ни сучка ни задоринки… Только тот, который выдержит все это, только тот и увидит ее… Земли там кажний бери, сколько только твоей душеньке угодно: пашни, и лугов поемных, и лесов могутных… И никого там нет над мужиком набольшего – только на себя да семейство свое и работай…
