Яковлев его службу, серебро дал, и пощупал рукой за пазухой кошель, который приятно холодил тело. «Деньги-то он дал, – размышлял дальше казак, – а вот чарки вина не подал, выпить со мной не захотел. А это уж не по казацкому обычаю». Подумав об этом, Афанасий опять впал в апатию. Козлов стал ненавидеть себя за то, что согласился на предательство своих же товарищей. «А если Стенька придет в Черкасск, что тогда?..». От этих мыслей он затосковал еще больше, даже серебро за пазухой стало тяжелым. Но, пересилив себя, казак продолжал думать: «Да и что я такого наделал, не убил же никого? Да ну их к черту, всех этих атаманов! Пойдука я лучше в кабак и напьюсь», – решил Афанасий. Не заметил, как вышел на майдан около войсковой избы. Кабак был недалеко, и Афанасий решительно направился к нему. Но в это время кто-то дернул его за рукав. Козлов обернулся и побледнел: перед ним стояла Алена, жена Разина.
– Еле тебя разыскала. Казаки сказали, что ты от Степана вернулся по делам в войско Донское. Я даже не поверила, а они говорят, что правда. Почти полгородка обегала, тебя разыскивая, даже в курене у тебя была, но твоя женка сказывала, мол, не знает, где ты.
Алена сильной рукой ухватила казака за кафтан, увлекая его за собой. Афанасий попытался высвободиться, но не тут-то было: женщина не отпускала его, засыпая вопросами, спрашивая о Степане Разине, о его войске.
Козлов стоял, будто кол проглотил, не зная, что ответить и как уйти от женщины.
Присмотревшись к казаку, Разина заметила, что с ним что-то неладное, и спросила испуганно:
– Не заболел ли ты, Афанасий? Или пьян?
Казак молчал. И что мог он ответить казачке? Рассказать о том, что предал своих товарищей за кошелек серебра, и о том, как бежал из разинского войска? И вдруг его охватила такая злоба на себя, на Разина, на эту женщину. Ему захотелось сделать плохо Алене и не видеть этих счастливых глаз, полных ожидания и радости за мужа, атамана, освободителя и радетеля за народ. Бешеная злоба переполнила Козлова и выплеснулась жестокой подлостью, как у всех трусливых людей.
– Наверно, муженька своего дожидаешься? Ждешь не дождешься? Жди! Жди! Только забыл он тебя давно, казачка! Завел он в любовницы ханскую дочку – княжну. Любится, целуется с ней, сам видел – и не шибко-то домой торопится. Привезет ее к тебе в курень второй женкой. Будете жить, как басурмане. Уних-то по несколько женок, – и, совсем разойдясь, плюнул на землю и сказал:
– Тьфу ты, какой грех, Господи!
Алена сначала с удивлением слушала казака. Затем побледнела, лицо ее как бы одеревенело, в глазах заходили злые искорки. Казачка схватила Афанасия за грудки, притянула к себе, затем вдруг резко, по-мужски, ударила его кулаком в подбородок, и он, как подкошенный, покатился в придорожную пыль.
Развернулась и пошла, не оглядываясь, к себе домой.
Размазывая пыль по лицу, Козлов медленно встал на карачки, затем кое-как сел на задницу, хлопая от удивления глазми. А вокруг собрались казаки. Посмеиваясь, спрашивали:
– Это за что она тебя так?
– Наверно, за дело, – сказал
