раз все новые высоты брал.
Типа:
– Сучка, давай ко мне в кабинет. Обслужи-ка меня.
Просто душка.
Скотти.
Мой лучший и, по правде, единственный друг.
Все говорят (а кто эти «все» – хрен их знает):
«Один друг или вообще нет друзей – разница огромная».
Скотти раньше был управляющим в «Кхесани». Меня взяли его помощником. Папаша наседал изо всех сил, чтобы я пошел по его стопам – тяжелым, скотским стопам – и поступил в нью-йоркскую полицию.
Ну да, хрена с два.
Я ходил на курсы по вечерам. Уразумел, что научиться там можно одному: корысть – это круто.
А я очень хотел быть крутым.
Днем работал – товары по полкам раскладывал. А еще –
как вам это?
Таскал сумки клиентам до машины. Почти невидимкой сделался – унижения, прости господи, хлебнул сполна. А потом
в одну прекрасную пятницу волок целую тонну какому-то мужику сорокалетнему к его «порше». Одет мужик был небрежно, но шмотки дорогие – явно не из «Гэпа»[14] (разве что он «Гэпом» владел), а загар какой – от такого ньюйоркцы на стенку лезут.
Зависть берет? Именно.
Ботинки – итальянские, так и кричат:
– Бедным-то быть – отстой.
Допер я тяжеленные пакеты до машины. Мужик даже глаз на меня ни разу не поднял – сунул доллар. Я говорю:
– Да вы охренели.
Он повернулся, посмотрел на меня голубыми глазищами (чисто Голливуд), засмеялся и сказал:
– Ты же мальчик на побегушках – вот и скажи спасибо.
Кое-что по наследству мне все-таки передалось – взрывной характер.
Вдарил я ему, а он перехватил кулак и спросил:
– Ты совсем тупой, шва?
Что еще за «шва»?
Мужик достал сотню.
– Этого тебе, обаяшке, хватит?
Я на него глянул со значением, мол:
«Повыеживайся еще надо мной – увидишь, что будет».
А потом произошли две вещи, которые изменили мою жизнь.
Во-первых, я его завалил.
Во-вторых, мой начальник все видел – прибежал тут же, помог мужику подняться, беспрестанно бормоча неискренние извинения, и пообещал:
– Сию минуту уволим мерзавца.
Мужик потер подбородок и начальника услал:
– Дайте-ка мне с ним переговорить.
Спросил:
– И что теперь делать будешь – в смысле с работой?
В руке у него все еще была зажата сотня, из губы текла кровь. Ну, я и говорю:
– Не знаю.
Мужик снова на меня посмотрел – внимательно.
– А в клубах тебе как – нравится, в ночных?
– Нравится, чему ж тут не нравиться.
– Хочешь работать в «Кхе»?
Вот такое было прославленное (вопрос – в котором смысле) местечко – можно даже полное имя не называть. Издевается он, что ли?
– Издеваетесь?
