дурман.На берегу, где усыхает,
Мертвея, озеро в степи,
У казана Мыстан чихает.
На человеческой крови
Варила зелье и владыке
Взвар подносила поутру.
И Айдахар со злобным рыком,
Из чаши снадобья глотнув,
Мощь обретал былую снова,
Забыв на время старость, хворь.
Бег в жилах слышен крови новой,
Огнем пылал надменный взор.
Исполнившись бодрящей силы,
Змей приносил немало зла.
Сжигал жилища и губил он
Несметные в степи стада.
И не щадил многоголовый
Ни старцев, женщин, ни детей.
Свершал набеги снова, снова
И лились слезы матерей.
Лишь самых юных и красивых
Наложниц в плен охотно брал.
Толк в этом старый нечестивец,
Как видно, деле скверном знал.
На троне, застланном периной,
Обитом бархатом, парчой,
Змей возлежал, дыша лениво,
Сверкая гладкой чешуей.
Во множестве цветных подушек,
Скользя, хвост длинный утопал.
Сквозь веки дряблые, досужий
Под звуки песен наблюдал,
Как пленницы в изящном танце
Кружились, яства поднося.
С горячечным, густым румянцем,
Пред ним насилу страх снося.
Когда одолевали хвори,
Безумствовал и лютовал.
Не совладав с нещадным жором,
Иных невольниц поедал.
Убийце, знать, не угодили
И надоели палачу.
Иль старость, немощь досадили,
Что видеть их невмоготу.
– Довольно! Хватит уж! – со стоном
Бессильно лапами махал.
К подножию тотчас же трона
Со свистом гулким прилетал
Кермезов10, духов подземелий
Услужливый, зловещий рой.
Тумана зыбкого кудели,
Объяв наложниц пеленой,
Рыдающих, дрожа от страха,
Косматым вихрем закружив,
Хватало змею только взмаха,
Их крики, стоны заглушив,
Прочь в подземелья уносили
И в наступившей тишине,
Совсем ослабший, уязвимый,
С собою сам наедине
Печалился, вздыхал, ярился,
Недомогания кляня.
К рассвету с немощью мирился,
В тревожный сон впадал, храпя.
Бодрящей смеси дожидаясь,
За часом час злодей дряхлел.
Эрлика воле подчиняясь
И втайне радуясь, что цел.
Никто не смел бы своевольно
Войти в пугающий дворец.
Входила лишь Мыстан невольно.
– А ты, старуха, молодец! —
Шептал дрожащими губами,
Дым изрыгая, Айдахар,
Что жалкими витал клубами,
К утру истратив прежний жар.
Старуха голову склоняла,
Боясь хоть каплю уронить.
О, сколько страха испытала,
Чем прежде зельем напоить
Многоголового владыку.
Стояла, замерев у врат,
А вход туда
Кермез* – злой дух. Если люди попадали в такие места, где обитали злые духи, то им могли послышаться неизвестно откуда доносящиеся звуки: мяуканье кошки, крик совы, голоса давно умерших друзей или родственников. Считалось, что это дурное предзнаменование, знак беды. Кермезы оживлялись к вечеру, на закате солнца, когда человек расслаблен и менее активен, чем днем.
