маленькие руки – человеческие. Мумифицированные. Они пришиты. – Хатч повернулся к Люку. В свете фонарика Люка глаза Хатча светились. – Сумасшедшие извращенцы. Кресты на стенах внизу и гребаный козел на чердаке. Пришитые руки какого-то мертвеца. Нагромождение аллюзий. Это безумие. Шведское безумие. А все из-за темноты и длинных ночей. Они любого сведут с ума.
Люк повернулся.
– Пошли вниз.
– Фил был прав. Это кровать.
– Не пудри мозги.
Хатч покачал головой.
– Я видел такие в музее жилищного строительства в Скансене. В свой первый приезд. А еще в Норвегии. Раньше эти маленькие деревянные кровати встраивали в комнаты, потом заполняли сеном. Днем накрывали крышкой и превращали в скамейку. Люди в то время, похоже, были маленького роста.
– Кто хотел бы полежать в такой?
– Этот парень, – ухмыльнулся Хатч и посветил фонариком прямо в злобную морду козла.
– Хатч! – позвал Дом снизу. – Хатч!
Хатч кивнул в сторону лестницы.
– Давай. Двигаем отсюда.
Люк боролся с искушением преодолеть всю лестницу в два прыжка.
Позади него вспышка фотоаппарата Хатча осветила чердак.
– Не выдумывай, – сказал Дом. После употребления львиной доли «Джека Дэниелса» язык у него заплетался. Они хлебали из пластиковых кружек, съев половину оставшейся еды: последние четыре банки колбасы с фасолью, а до этого первое блюдо – порошковый куриный суп с лапшой. Трапезу каждый закончил двумя глазированными батончиками из овсяных хлопьев. Но этого было недостаточно. Проглотив суп, набив животы горячей фасолью и даже вылизав дочиста миски, чего раньше никто не делал, они остались голодными. Это был самый трудный день, хотя пройдено было меньшее расстояние, чем накануне.
Голые ступни Фила блестели от антисептика. Дом подставил под ногу с распухшим коленом рюкзак Хатча. Боль медленно пульсировала в уставших мышцах, легкие горели от одышки. Стоило развернуть спальные мешки, как усталость камнем навалилась на них. Никогда еще Люк не чувствовал себя таким измученным. Он не знал, что тело может быть таким вялым и тяжелым. Еще одного подобного дня он бы просто не вынес. У Фила и Дома был такой вид, будто этот день их последний.
Еды оставалось еще на день. Немного чайного цвета виски плескалось в маленькой бутылке, которую Дом тащил с собой с самого Елливаре. Предполагалось, что они откроют ее на берегу какого-нибудь удивительного голубого озера, у костра, под розовеющим сумеречным небом. Таков был план.
Люк наблюдал, как Хатч заталкивает последнюю ножку стула в дверцу железной печки, вокруг которой они сгрудились. Он пошевелил в очаге старым деревянным бруском, подняв сноп искр. Все закашляли от вырвавшегося из печи едкого дыма. Труба была почти полностью закрыта. Тлеющие в маленькой печке останки сиденья, давшего основные угли, смогли прогреть лишь часть земляного пола. А потом на смену сквозняку из-под двери и из щелей в полу пришел ночной холод, пахнущий сырой землей и гнилым деревом.
Фил и Дом
