з раннего детства. Возможно, от дальнейшего понукания откажешься, не интересно станет. Ага?
Глава 1
Как тебе уже давно известно, и для памяти, родилась я 27 ноября 1946 года, в час Быка (если мне не изменяет память) в два часа ночи (мама говорила – отец под окнами ждал меня). Вот как.
Первое легкое, неясное сияние памяти – я на подушке, на столе сижу, смотрю в окно, справа от меня стоит горшок. Поворачиваю голову налево –вижу цветную занавеску, знаю там спит папа, у двери печь. Потом мамин рассказ вплетается в голову, как продолжение того что помню, может быть он уже совсем о другом времени. Приходит она с работы (на шахте работала электриком), отец спит, а я расписала стол и окно какашками из горшка. Видимо первый период моей жизни проходил на территории стола.
Второе, я чуть постарше, знаю, что мы живем в бараке, где длинный коридор и много дверей. Я у соседей, у них дверь была открыта, только марля болталась от комаров, сижу на кровати за спиной у соседа, он лежит, она стоит. Вдруг забегает мама, она меня потеряла, искала и нашла у них. Мама рассказывала, что фамилия этих соседей Рупперт. Они просили, чтобы меня им отдали, т.к. своих детей они не могли иметь, а меня сильно любили. Ну, разве ж отдадут такой подарок судьбы. Нет, конечно.
Несколько слов почти на 19 лет в будущее. Потом эти Рупперты уехали в Казахстан, там ведь тоже очень много немцев жило. В 1965 г., летом, они приезжали в гости к кому-то, и заходили к нам на меня посмотреть, ждали три часа и не дождались – ушли, а я пришла через два часа после их ухода.
Третий проблеск в голове. Знаю – я в детском саду, он у болота (озерцо такое было, в нем даже купались, но говорили болото) стоял. Помню только столики в большой комнате и блюдце с чашкой, на чашке нарисованы красные и зеленые кубики. А в коридорах лежали красивые красно-зеленые ковровые дорожки. Потом прогулка во дворе, а я скрываюсь ото всех и убегаю домой. Побеги устраивались постоянно, а поэтому из садика меня забрали.
Четвертый эпизод, драматический.
На улице тепло, яркое солнце. Мы куда-то идем. У папы чемодан, у мамы на руках лялька – Витька (23.08.50г.) и я вприпрыжку. Видимо сентябрь на дворе. Проходим мимо двух белых домов в два этажа, по три крыльца. По другую сторону стайки. Вышли к красивому новому дому, у него балконы, он двухэтажный, два крыльца! Идем к ближнему крыльцу, оно украшено какими-то балясинами, есть две скамейки. Красота! Поднимаемся на второй этаж, на площадке три двери, заходим в ту дверь, что рядом с лестницей, которая на чердак ведет.
Итак, мы переехали из барака в наш новый дом по улице Васенко, дом 2, кв. 6. Как сейчас здесь говорят деревяшка на 12 квартир. Квартира из трех комнат, то есть коммунальная. Наших комнат две, к нам должны вскорости приехать из деревни папины родственники; отец Филипп Филиппович 1888г.р. мачеха Мария, лет на 5-10 моложе деда, две сестры по отцу родные – Лида, примерно 1930 г.р. Ида 1937г.р.
Наша комната большая, маленькая дедова, средняя комната у соседей – их пять человек: муж, жена, сын маленький, его мать и брат, молоденький юноша.
Я еще не имею представление о годах, но знаю на улице зима, у меня появился еще один брат Ванька, 27 ноября 1951 г.р.
Мама очень болеет, не встает с кровати, говорят, что у нее после родов отнялись руки и ноги, что такое роды я не знаю.
Папа на работе, а дед, бабушка и тетки заходят к нам редко, они не любят маму, потому что русская, но нянчат Витьку у себя. Ванька плачет, я его беру несу к маме на кровать прикладываю к груди, помогаю Ваньке взять ее, он чмокает, засыпает, молчит, Мама плачет, мне не понятно почему. Бабушка чего-нибудь наварит, меня позовет, даст тарелку с варевом, я иду кормить маму, сажусь рядом с ней на кровать и кормлю с ложки. Она снова плачет, ест со слезами. Я ей «мам, не плач», а она еще сильней.
Потом приходит с работы отец, приносит большущую бочку, кладет в нее черные большие камни. Все большое, потому что я уж ростом очень мала. Заливает горячую воду с травой, накрывает бочку одеялом. Подкладывает Ваньку маме к груди. Уходит на кухню кушать. Приходит суёт потихоньку руку в бочку, берет маму на руки, опускает в бочку, укрывает до подбородка одеялом. Разговаривают с мамой, она даже смеётся. Через некоторое время меня отсылает из комнаты, я знаю, он будет переодевать ей мокрую рубаху. Это повторялось долго, а вот как долго, ну, не знаю.
Пятый эпизод обо мне, малой «стукачке» и о других.
Мама здорова.
Я уж обмолвилась о том, что родственники не терпели маму, когда папы не было дома, ругали ее на исковерканном русском языке, обзывали ее. Дед ругался за луковый суп, приготовленный плохо, то гренки в нем раскисли, то лук недожаренный и прочее, и прочее. А в своей комнате костерили ее, на чем свет стоит и старики, и девки на четыре голоса.
Мы дети были вхожи в их комнату, они нас не обижали.
Меня они не стеснялись – думали, что я в немецком
