и радостную музыку, спешили веселой гурьбой школьники в кружки Дворца пионеров, ехали за город в автобусах, в трамваях, метро – поближе к воде, к лесу. Очень был жаркий и солнечный день – ничто не говорило о начале войны, и вдруг – сразу по всему городу замер, словно споткнулся звук радио. Люди стали останавливаться и оборачиваться на рупоры, висящие на центральных зданиях. Один такой рупор висел на углу Садовой и Невского проспекта и под ним, запрокинув головы, стала собираться толпа людей в ожидании правительственных сообщений. Она росла по мере того, как затягивалась пауза тишины, – все понимали, что-то важное должны объявить. И вот оно, важное – чеканный голос, совсем другой, не такой, как у диктора, а очень жесткий, величественный и четкий – произносящий раздельно каждое слово: «Сегодня ранним утром, без объявления войны, вооруженные силы Германии, нарушив Пакт о ненападении, вторглись на территорию нашей страны. А это – ВОЙНА!» Война пришла в Советский Союз без объявления каких-либо претензий и требований – вернее, обрушилась бешеным жестоким шквалом 189 армий Гитлера. И тут только по радио ленинградцы узнали, что война идет уже несколько часов, что горят города и поля, села и деревни, что уже тысячи смертей по всем территориям, куда ступил враг, начиная от наших границ на юге и на западе, что сотни поездов разбито авиацией врага, что наша армия ведет ожесточенные бои с врагом, пытаясь сдержать его натиск. После объявления кто-то вскрикнул, кто-то тихо заплакал, но не расходились люди, словно окаменев. Да и как не онеметь от такого сообщения – трагедия общая, трагедия всей страны, что же будет?! Но потом, немного придя в себя, отбросив сомнения и в полной уверенности, что наша армия разобьет фашистов, многие разошлись. Некоторые, которые лишь утром отправили своих родных на поездах, стояли в оцепенении. Другие переживали за близких, проживающих на занятых и разбитых врагом территориях Украины, Белорусии, Крыма, о детях, уехавших на каникулы на Черное море к бабушкам и дедушкам, в пионерские лагеря. Многие ленинградцы с начала июня уехали в отпуск, в здравницы и пансионаты – что с ними?! Связи с этими районами уже не было никакой. Вот это сразило душу каждого, кто стоял у репродуктора. Все еще будет потом: блокада, голод, холод и бомбежки, сотни тысяч убитых и умерших, в том числе и детей… А пока они все еще живы. Одни поспешили домой, другие на вокзалы и военкоматы, а третьи на телеграф и почту – что-то узнать о близких. Бросились мужчины и выпускники в военкоматы, и почти все эти призывники первого месяца погибли. Но были и предприимчивые люди – они бросились в скупки, сберкассы, магазины – бросились сметать с полок то, что могло пригодиться. Вот так началась война для Ленинграда, вот такими были первые ее часы. Правда, дух патриотизма горел в душе у большинства, и пока еще не сгорели Бадаевские склады – 8 сентября, расположенные сразу за кладбищем Воскресенского Новодевичьего монастыря, в Ленинграде все еще не верили, что враг уже у стен города и что он в этот момент сильней. А продуктовые склады, хранящие неприкосновенный запас продуктов на случай войны, после налета фашистов вечером около 19:00, когда были сброшены 420 зажигательных бомб и одна фугасная на складские территории, на которых от зажигалок создалась температура 1400 градусов, горели несколько