на закрытых объектах СССР в Обнинском и Сухуми, где его отец известный физик-ядерщик, работал над советским атомным проектом. После возвращения на родину получил в Лейпциге медицинское образование и докторскую степень. Завершил профессиональную карьеру в 2000 году должностью главного врача хирургического отделения. В 2002–2006 годах занимал должность уполномоченного по правам человека Саксонской земельной врачебной палаты. Сопровождал гуманитарные транспорты в Белоруссию и на Украину.
Пролог
Некий мужчина появился в конце 1945 года в нашей семье, которая жила, а лучше сказать ютилась с августа в Роннебурге (Тюрингия) в офисных помещениях покинутой ниточной фабрики. Его звали Качкачян. Его действительно звали так. Однако отец называл его всегда «Кэч эс кэч кэн»,[22] причем мне было не ясно, обычный ли это английский язык или американский. Во всяком случае, это имя обозначало, видимо, американскую борьбу, в которой позволены все приемы. В данном случае это было прямое попадание в цель, так как этот армянский офицер Красной Армии вывозил ученых поверженной Германии для работы в Советский Союз, совершая это под сильным давлением. Крупный мужчина с огромным носом и кустистыми усами часто появлялся в нашей маленькой семье и вел бесконечные беседы с родителями на отличном немецком языке. Роскошный нос армянина привлекал любопытство Беттины настолько сильно, что мама взглядами и жестами беспрерывно призывала ее во время кофепития не смотреть так пристально на этот орган и не задавать глупых вопросов. Однажды, наливая Качкачяну кофе, она вместо «Не хотите ли сливок в чашку?» сказала: «Не хотите ли сливок на нос?»[23]Правдива ли эта история, это другой вопрос.
Речь шла всегда об одном: отец должен был поехать с семьей в далекую Россию, чтобы работать там как ученый физик-атомщик. Никогда не говорили «в Советский Союз». «Мы едем в Россию» – шептали в семье. Возможно, вечный голод, стесненные жилищные условия на старой ниточной фабрике в Роннебурге и чувство чужеродности в этом городе повлияли на отношение к происходящему. Но мы, дети, не обращали большого внимания на события. Мы беспокоились только, видя валяющиеся страницы из старых журналов с клеветническими изображениями России и успокаивали себя тем, что теперь там совсем по-другому. Но в целом приключение в неизвестной стране не представлялось нам в очень уж мрачном свете. Однажды отец исчез и вернулся через несколько недель потолстевшим и с животом, видимо, из заключения в дрезденской камере.
Он официально объявил: «Мы едем в Россию».
«Когда?»
«Узнаете!»
«А куда?»
«–»
«Насколько?»
«–».
Появился Полянский, мужчина, который должен был давать нам первые уроки языка в далекой России. Позже мы узнали, куда едем: поселок назывался Обнинское, который через много лет превратился в город с названием Обнинск. И с этого момента мы стали называть себя русскими.
Корнелиус
Американские бои без правил.
Близость произношения немецких «Тассе» (чашка) и «Назе» (нос).
