комсомольцев?
– Семьдесят восемь процентов.
– Вот видите! Если бы каждый из них показывал примерность, она бы давно была в передовых.
– Рота и будет передовой.
– Очень хорошо. Ваша задача как комсомольского вожака, будить в людях чувство ответственности за дело. Воспитывать страстным словом, каждым мероприятием… – Беседа длилась, наверное, не меньше часа. На Савина обволакивающе действовала убежденность, с которой тот объяснял истины вроде бы и азбучные, но и не такие простые. Он не верил этой кажущейся правильности. Но молчал. Понимал, что возражать бесполезно.
– Просчеты на первых порах бывают у каждого, – сказал Пантелеев и встал, давая понять, что разговор подошел к концу. Положил руку Савину на плечо и, словно ставя точку под официальной частью, перешел на «ты»: – Пооботрешься. Опыта наберешься. На мою помощь всегда можешь рассчитывать… Ну, а насчет прокола с собранием, я не буду его записывать в акт. Мне даже импонирует твоя партизанщина, сам такой был. Главное в любом нашем мероприятии – это организующее начало…
5
«Удивительно, – думал, шагая по тайге, Савин, – одни и те же слова могут иметь в устах разных людей разный смысл». У Пантелеева – организующее начало означает продуманный сценарий, иногда даже спектакль. У Давлетова – подробный план: кому, что и как делать – и все от сих до сих. А у него, у комсомольского работника Савина?…
Минуты ползли и бежали одновременно, складывались в часы. Солнце уже светило в лоб. Значит, по предсказанию Дрыхлина, Юмурчен близко, и их пути вот-вот придет конец. Лиственничник стал гуще, в него то и дело встревали сосенки, радуя глаз зеленью и знакомостью. Солнце уже светило в лоб. Значит, близок и конец их путешествию.
– Не слышу песен, отцы-командиры! – Дрыхлин появился из густого подлеска, как белый призрак: весь обсыпанный снегом.
– Далеко еще? – спросил Савин.
– Рот на ширину приклада, Женя! Взгляните внимательнее.
И тут Савин разглядел приземистую избушку, прикрытую березнячком.
– А где Юмурчен?
– Внизу. Под зимовьем.
Подошедший Давлетов сел прямо на снег. Дрыхлин сказал ему:
– Вставайте. Простудиться сейчас легче, чем ширинку расстегнуть.
– Вы что-нибудь понимаете, Женя? – спросил Дрыхлин, расшвыривая сугробик возле двери.
– А что?
– Посмотрите. С каких это пор туземцы верят в русскую подкову?
К дверному косяку и на самом деле была приколочена подкова.
– Говорят, к счастью, – ответил Савин.
Дверь проскрипела, впуская их. В зимовье было сумрачно, свет пробивался лишь сквозь полузалепленное снегом оконце.
Приблизительно таким Савин и представлял жилье охотника. На нарах сохатиная шкура, подушка и спальный мешок. Грубо сколоченный стол с керосиновой лампой. Потолок зарос инеем, видно, хозяин давно не ночевал здесь. Но рука его чувствовалась. У порога притулился топор, между железной
