гаишника, пришлось все-таки брать машину.
Слава богу, Анюта была дома, причем жива и здорова. Несмотря на волнение за своего ненаглядного Лешеньку, девица явно ждала капитана, так как приоделась и накрасилась. Из-за кричащей, не слишком умело наложенной косметики она теперь казалась гораздо старше и уже мало чем походила на вчерашнюю зареванную соплюшку. К слову сказать, сегодня она была не в пример разговорчивее и толковее.
После нескольких пресеченных, впрочем, Николаем в зародыше попыток перевести разговор на судьбу злосчастного Клеща, Алехина довольно внятно описала загадочного Князя, его внешность и манеры. Подробно пересказала она и содержание недавнего разговора с ним. Особенно насторожил капитана тот момент, что, едва узнав о плачевном состоянии Грушко, Князь сразу же потерял к девушке всяческий интерес и мгновенно исчез, даже не подумав проститься.
Николай кинулся к соседке, но той уже не было дома. Как назло, больше ни у кого в подъезде телефона не оказалось. Помянув мысленно всех соседкиных предков до седьмого колена, а также заодно весь старый район города, где аппараты были редки, как жемчужины в известном месте, капитан кубарем скатился по лестнице и прыгнул за руль.
Везение сегодня окончательно отвернулось от Александрова: выворачивая с улицы Куйбышева на Строителей, он едва не протаранил сияющий черным лаком борт чьей-то (но явно не простой) «волги». Хотя между ободранным бортом «жигулей» и сверкающей высокопоставленной тачкой явно имелся солидный просвет, Николаю пришлось волей-неволей вылезать из-за руля и сбивать пыл разъяренного водилы синими корочками. Одним словом, к больнице он подъехал уже затемно, ибо мартовский день короток, а природа не расположена нарушать свои законы даже для работников правоохранительных органов.
Отмахнувшись тем же удостоверением от вахтерши, встревоженной клушей пытавшейся загородить проход в храм Гиппократа, капитан на одном дыхании взлетел на хирургический этаж и еще с лестницы убедился в наличии в конце пустынного коридора постового, по-прежнему безмятежно сидевшего у дверей палаты, где обретался Клещ. Николай прислонился к выкрашенной веселенькой серо-голубой казенной краской стене и перевел дух, стараясь унять сердце, явно пытавшееся покинуть опостылевшую за три с увесистым хвостиком десятка лет александровскую грудную клетку. «Да, капитан, – попытался иронизировать над собой милиционер, – нервишки-то лечить надо, да-а-а. И моторчик пошаливает… Придется, наверное, пореже к Жорке-то бегать, а?..»
Дыхание постепенно восстанавливалось, и Николай, оправив одежду, уже обычным шагом направился к реанимации. Сержант снова вскочил со стула, проклиная, видимо, в душе настырного капитана. «Забыл чего, что ли?» – так и читалось в укоризненных глазах парня.
Клещ находился на месте, то есть спал, отвернувшись к стене и укрывшись одеялом чуть ли не с головой. От двери Александров видел стриженый затылок со счастливой, по полузабытому детскому поверью, двойной макушкой. «А ведь и впрямь счастливчик, – подумал Николай. – И вены себе резал, и Князь этот страшненький к нему направлялся, а спит, засранец, как сурок».
Капитан
