дешь хотеть еще. ты будешь сдерживать себя от того, чтобы умолять о повторении. вероломно мечтать о физической боли, чтобы заглушить муки пустоты из-за перекрытого потока томлений, ожиданий, тягучих и горьких на вкус, как смола, и пахнущих, как пачули. и все обязательно случится опять. и будет повторяться до тех пор, пока не ты отпустишь ее в раскаянии. твое восхищение ею и посягательство на ее свободу – запретный плод, величайшее искушение, которому ты не имеешь права не поддаться. пропустить такую сказочную пытку – разве не грех для твоей странной души?
в конце тебя припечатает виной. за то, что ты через препоны обоюдных рефлексий и отвлеченных дискурсов на тему сможешь выйти к животному началу, свести все к определенной точке невозврата, слишком человеческой в своем воплощении.
однажды это случится. и в темноте писательской квартиры, лежа на кровати и пряча лицо в ее плечи, стараясь не смотреть в эти зеленые, которых видно, кажется, даже без света, ты сдашься. ты признаешься. ты скажешь это нелепое-земное если не «я люблю тебя», то «я хочу тебя»… сдавленным киношным шепотом, тихим и немного требовательным. и наткнешься на упругую тишину. это будет не ликование или смущение, но шок. ответом будут жесты. и чем невиннее, тем жарче тебя будет плавить и обжигать, закалять и снова плавить на этой наковальне беспощадной нежности и порочной сдержанности. ты отпустишь ее в раскаянии, вкус которого будет напоминать осоку. то есть в основном это будет вкус твоей собственной крови с исколотого занозами языка, но ты напитаешься ею всласть. потому что нельзя влюбляться в зеленоглазых. потому что они безупречны снаружи, как будто предназначены для благопристойных деяний, они чинны в жестах, и ни у кого, включая тебя саму, не возникнет сомнения, что это была – твоя – затея. но что же мешало ей остановить тебя, остудить, огорошить внезапным холодом, остаться в стороне? зеленоглазая муза жестока.
«стержень порвал…»
стержень порвал
тело бумаги.
красный – провал.
крах.
недостаточно ярок,
как
болезненность арок
смрадных
и затхлость парадных.
хотелось, чтобы
как кровью,
как изнутри!
…окно. фонари-
клаустрофобы
жмутся
от мокрых кровель…
жгутся
свечами
в сетчатку.
…мне все-таки хорошо!
тепло. согревает печаль.
знаешь, и вовсе не жаль,
что ты опять не пришел.
спасибо!
и в этой тоске – благодать.
в томлении есть чего ждать.
все будет.
и будет
красиво!
октябрь 2008
«сны чередуют бессонницу…»
сны чередуют бессонницу.
тщетно сражаюсь с совестью.
сердце, как молот, стучит в виски мне
в вечно бесслезном и пафосном гимне.
я уже болен отчаяньем.
я еще жив расстоянием,
теплым безумием верст.
сколько безудержных звезд
пало?
я засыпаю вне горести.
ты рассыпаешь горсти
снега на Невский.
так нежно и дерзко.
так холодно
светят огни спрута-города.
мы не случимся из робости,
вода отдает свинцом
слабости, гордости…
нужное – вычеркнуть.
мы не случимся, какой бы стих
мне ни писать и ни вычернить.
все забелили
время и мили.
снегом и ветром смели.
взгляд безучастен:
делит на части
счастье.
а было
ли?
ноябрь 2010
на сцену
еще полчаса —
и ты выйдешь на сцену.
зрительный зал.
на коленях – цветы.
все тебя ждут:
вязкой патоки в венах.
легкие – в жгут.
неизменно под дых
метят глаза.
ты испугаешься,
я тебя знаю.
влажных ладоней на брюках следы.
страшно и сладко.
улыбчиво-злая,
будешь латать пелену пустоты.
метки удары
пальцев по струнам.
ты
