в смокинге или как говорят в Англии в «dinner jacket», то есть в «пиджаке для ужина»; при обязательном жилете, белоснежной сорочке с воротником-стойкой и в чёрном галстуке-бабочке. На ногах лаковые туфли при белоснежных замшевых гетрах-гамашах. Именно белоснежных, а не в тон костюму. Тщеславие требовало продемонстрировать хозяевам, что в его гардеробе нет вещей из обихода среднего класса. Ведь мужчина, обладающий белоснежными гамашами, словно рассказывает окружающим: в своей повседневной жизни он мало передвигается пешком, в основном ездит на автомобиле. У него есть прислуга, которая следит за чистотой гардероба, да и сам гардероб подобран по последней салонной моде. То есть мужчина в белых гетрах – состоятельный, очень благополучный джентльмен-интеллектуал.
Скалли всегда немного забавляло трепетное отношения мужа к собственной внешности, когда дело касалось великосветских салонов. Тут он не упускал ни одной мелочи – «воротник сорочки не просто должен стоять, но уголки его при этом обязательно должны быть загнуты ровно на положенное количество сантиметров, как того требуют строгие правила приличия». Что ж, теперь щепетильный хозяин дома наверняка одобрит новый облик своего гостя.
Однако вид при этом у Арчи был расстроенный, он недовольно сверкнул моноклем на жену; и едва Скалли села рядом, раздражённо прошептал, наклонившись к самому её уху:
– Куда ты подевалась? Я тебя потерял. К счастью в этом доме не так строго придерживаются собственного распорядка, а иначе мы бы снова оскандалились.
– Не обижайся, милый, я потом тебе всё расскажу.
За ужином хозяин поинтересовался у Арчи, как ему работается в семейном архиве.
– Я чувствую себя золотоискателем на Клондайке, которому повезло наткнуться на золотую жилу! – с восторгом ответил писатель.
– А как вам гостится у нас? – обратился граф к Скарлетт.
– Спасибо, сэр, прекрасно – ответила Вэй, и перехватила напряжённый взгляд Флоры, в её глазах читалось напоминание о данном ей обещании поговорить с отцом.
– Но я слышал, будто вас что-то напугало в парке? – ехидно прищурился сэр Уильям.
– О, не стоит придавать происшествию такого значения. Теперь мы с мужем даже рады этому приключению. Не так уж важно, кто это был на самом деле. Важно, что в Лондоне такого точно не услышишь.
– Это точно – согласился сэр Уильям, и было непонятно, то ли это льстит ему, как хозяину поместья, то ли, напротив, удручает: – Хотя осенью парк представляет собой довольно унылое зрелище. Начинаешь невольно задумываться о жизненном увядании и смерти. И этот волчий вой… По-моему нет в мире песни тоскливей. – На лице хозяина поместья промелькнуло странное выражение тревоги. Что-то мимолётное и неуловимое. Граф тряхнул головой, и оживился: – А я то думал, что этот «волк» – тут он хмыкнул, – напугал вас и отбил всякую охоту покидать дом – в голосе Ланарка прозвучали одновременно ирония и уважительное удивление.
– Ну что вы! Я с удовольствием снова
