снова с_о_е_д_и_н_е_н_ы.Куда ни посмотришь – всё части, всё дроби.
Куда ни вздохнешь – всё большая луна
без цивилизованных жалких пародий
на лик красоты, что больна.
Вдохни меня глубже. Мне раненой плохо.
На каждой строке и у каждого па
фрагменты изрубленной радуги вдоха,
чей выдох – всего лишь
з е м н а я судьба.
Туда, где умеют
Если когда-нибудь
станет неважным
что мы любили
на грешной земле,
пусть этот мир
оригами отважным
к новому миру
успеет взлететь.
Холод, голод – всё одно…
Как снисходительно унижена тобой…
Всё растушёвано и не желает цвета…
На четвереньках ползают гурьбой
мои опознанные ультрафиолеты…
У бури кончился запасный ход.
На истощенном слове паутина
И ею залепить бы сразу рот,
но человек —
гордынная скотина.
Ему исчезнуть проще, чем молчать.
Сухарики царапают мне сердце.
Уж лучше б я поела, чем глотать
такие чувства,
где гореть —
не греться.
a-moll
Февраль не стал бы мелочиться,
Входя в тебя моей душой,
«Растрескав..» смоли черный зной
Твоей души…
Мне всё простится
За этот раненый позор —
Скитаться пылью вместо снега,
Растратой в пульсе человека,
Последним всхлипом ля минор.
Во имя новой жизни
Мир в это время отошел от дел
и любовался, глядя нашу встречу,
и думал, что я в счастье не замечу,
как счастлив он за нас, как тихо пел
то «Аллилуйя», то «Благословенны»*, —
и воздух в каждой клетке ныл стыдом
смущения и радости – вдвоем! —
друг в друге перепутав нервы, вены…
Люблю тебя!.. Нечаянно-давно.
Я капля, что несет в себе всё море,
в котором все едины… Ты повтОрен
во мне, которую ты повторял в одно.
Уже не разобрать, чей это свет…
Чья темнота закрыла нас от мира.
А ты во мне живи, дыши, пульсируй,
чтоб лишь перед тобой благоговеть.…
_______________________
*Благословенны – тропари «Ангельский собор», посвященные Воскресению Христову, поются на утрене в воскресенья всего года, кроме праздников Пасхи, Пятидесятницы, Входа Господня в Иерусалим и второго воскресенья после Пасхи. Называются по первому слову припева к тропарям – «Благословен еси Господи, научи мя оправданиям Твоим».
Останется моё
Уйдет все то, что приходило к часу,
Когда ломился стол, цвела сирень,
Не обронив свой юный цвет ни разу,
Каким бы ни казался длинным день…
Уйдет
