полосой спящее водохранилище, сливающимся вдали с небом – синим, фиолетовым и красным, в облаках, пропитавшихся рубинами. И вокруг, везде, куда хватало взгляда, – только снег-снег-снег. Клочками, обрывками, сугробами, снежинками, кляксами, кучками и разводами.
Искрящийся. Серебристый и серый, мелькающий в сиянии фонарей, точно плотное вязание шерстяного платка, укрывающего плечи. Сыплющийся фонтаном мягких брызг, блестящий резными гранями.
Снег влажными ватными шариками оседал на куртку, оставляя на ткани мелкие расползающиеся набухающие капли. Быстро мелькающие в луче фонарного света хлопья сливались танцующим радостным вихрем, вовлекая в свою кружащую карусель и завораживая, а подтаявшие сугробы вдоль дороги и перил моста казались большими комками сырого липкого теста, покрытого корочкой.
Снег есть самое прекрасное, что только можно придумать в мире. А когда он укрывает шапкой наши сказочные, маленькие, будто декоративные и игрушечные разноцветные дома, то становится по-настоящему волшебно и сказочно…
…Кто-то тяжело дотронулся до моего плеча, заставляя невольно обернуться:
"Отдел Снов…" – странная фраза, на которую я вначале почему-то не обратила внимания, растаяла на полуслове, так и не упав в прохладный влажный воздух. Я подняла глаза, глядя снизу вверх на подошедшего незнакомца, замерев, как еще совсем недавно неподвижно стояла в луче фонаря, глядя на снег.
Голос. Низкий, бархатный, как замша. Такие же мягкие, "пушистые", темно-серые глаза цвета асфальта под внимательными бровями, впалые щеки с едва заметными следами дневной щетины, косматая темная челка, нос слегка картошкой. На его кончике – съехавшие темные очки с непроницаемыми стеклами.
Последнее удивило больше всего: "Зимой? Вечером? Очки?.."
Я растерянно – и испуганно – заморгала, превращая налипшие на ресницы снежинки в воду.
Он продолжал неотрывно смотреть мне в лицо еще несколько секунд, словно стараясь запомнить, потом неожиданно резко отпрянул, будто отшатнулся.
– Простите… – незнакомец еще раз взглянул на меня поверх стекол, как мне показалось, многозначительно, и стремительно, не говоря больше ни слова, зашагал вдоль парапета моста, чмокая ботинками по раскисшему снегу . А я почему-то еще некоторое время продолжала неотрывно, оторопевши глядеть ему вслед.
Странный… И в манере поведения, и в одежде.
Вместо теплой обуви на ногах не то легкие ботинки, не то кеды с высокой шнуровкой, серые концы которой обмотаны вокруг щиколоток и воткнуты за "язычок". За спиной – безразмерный широкий капюшон явно не из одного слоя ткани и с подворотами: топорщится на худых плечах, покрывая их почти полностью. Сами плечи – явно насильно втиснуты в странную легкую куртку, с первого взгляда кажущуюся наоборот – слишком широкой. Затасканные джинсы, словно натертые песком до желтизны и ворсистости. Заплатки на локтях и вставки из другой
