style="font-size:15px;"> Мотивы великих злодеев зачастую весьма просты. Вортиген просто боялся сдохнуть, он хотел быть, существовать, дышать и ради этого был готов пойти на всё. Вообще на всё. Уничтожить бесконечное число жизней, пожертвовать родными и близкими. Практически забыть свою личность.
Впрочем, трансформация помогла лишь частично: он и сейчас безумно боялся смерти. Не от болезни или старости, а от удара в спину, мятежа, или даже от своих союзников из Агона, которые с каждым годом выражали все большее недовольство тем, что ему никак не удается уничтожить Витриум, сжечь, спалить, перевешать всех эльфов, предварительно отрезав им острые уши и сложив из них памятный курган.
Сейчас был период очередной трансформации, – в его тело посредством магических ритуалов добавили новую частичку демонской плоти.
Болезненный процесс.
Но и необходимый. Без новой частички демонской плоти болезнь снова напоминала о себе и начинала быстро жрать его тело, не брезгуя чужемирной добавкой.
Союзники каждый раз уверяли, что надежно сепарируют демонскую душу, отделив ее от плоти, но остатки этой души с ее странными, чужеродными мыслями, желаниями, горестями, неизменно просачивались, и после смешения некоторое время корежили тело и изводили, точили душу императора.
Вортиген полагал, что союзники намеренно оставляют частичку души демона, чтобы напоминать, кто его благодетель.
За его спиной было огромное, выпуклое в сторону города окно в частых стальных переплетах, похожих на паутину. Над столицей до самого морского рейда сеяла пепел колдовская туча.
Перед Вортигеном вросла плоским основанием в черный пол овальная чаша из цельного куска багрово-красного мрамора. Ее размеры вызывали в памяти сказки о пирах горных великанов. Рука эльфа-чародея по имени Митризен изрезала внешнюю сторону низких стенок острыми колючими знаками, выражавшими лишь одну эмоцию – ненависть. С этой чаши началось восхождение Вортигена к власти. С этой чаши начался поход бессмертных эльфов Агона против смертных собратьев из Витриума.
Пока – безуспешный поход.
В чаше, завиваясь спиралью, почти вровень с краями, кружил густо-багряный туман.
Чаша была Вратами и Голосом. Голосом тех, кто дьявольски хотел, но не мог материально воплотиться в мире Вортигена, да, собственно, и ни в каком ином мире. Их клеткой был мир-тюрьма, куда в свое время заключил их Творец. Их души горели местью. Местью эльфам Витриума, смертным существам, души которых Творец смешал с душами людей, подарив им великий дар конечного существования.
Голос ожил и заговорил – внезапно для императора.
Голос, в котором звучало жужжание разворошенного пчелиного роя, сказал:
– Наша личность присутствует, внемли. – Обертоны голоса Владыки Агона были слишком чужды, каждое слово болезненной волной отдавалось в теле императора. Так бывало
