Черновский, задерживаясь взглядом на скрипаче, играющего что-то из Моцарта.
– Наверное, потому что Америка давно враждует с вашей страной? Конкуренция? – казалось, актёр даже слегка озадачился, – хотя, чёрт его знает, я не американец.
– А кто же?
– Ирландец.
– Да какая разница, – хмыкнув, брюнет достал купюру из кармана шорт и бросил её в шляпу скрипача, лежащую на асфальте.
Тот широко улыбнулся, склоняя в благодарности голову, не прекращая при том игры.
Дорога вывела мужчин на широкий проспект, который был уже погружён в пучину вечернего блаженства.
– Вот при других обстоятельствах я бы дал вам в морду, потому что вы только что меня оскорбили, – беззлобно заметил Бердер, бросая на землю окурок.
– Чем это? – изогнул бровь Данила.
– Сказав, что между ирландцами и американцами нет никакой разницы. Это в корне ложное заявление.
– О, прошу прощения, – миролюбиво отозвался русский, вскидывая голову к небу и довольно жмурясь от прохлады, которая была так кстати после жаркого дня.
Бердер задумчиво пробежался взглядом по напряжённой шее спутника.
Звуки скрипки становились всё тише, праздные разговоры таяли.
Проспект был пуст, лишь изредка мимо них проходили случайные прохожие.
– Умеете кататься? – вдруг спросил ирландец, заставляя Черновского взглянуть на себя.
Мужчина стоял возле чёрного новенького байка, с интересом рассматривая спутника.
– Ого, «Харлей», – не без восторга вырвалось у брюнета.
Он приблизился к иностранцу.
– Прокатимся? – с азартом в роскошных арктических глазах спросил вдруг Майкл.
– Что? Угоним? – растерялся брюнет.
– Да без разницы. Садишься? – ловко усевшись на байк, Бердер перешёл на «ты» без всяких лишних церемоний.
Данила не стал тянуть, усаживаясь позади мужчины и отчего-то внутренне смущаясь от такой близости.
Он забыл обо всём, стоило Майклу набрать скорость.
Вечерний ветер бил по лицу, заставляя Даню крепче обнимать актёра за талию. Он ощущал запах его одеколона, смешанный с сигаретными нотками. И сам не заметил, как начал откровенно балдеть от такого коктейля ароматов.
Сперва по обе стороны мелькали разноцветные старинные дома Лиссабона, а затем началось море. Солнце уже село, но на горизонте остался алый след от его губной помады, напоминающий поцелуй на прощание.
Повернув голову вправо, Данила любовался бесконечным покоем воды, замечая вдалеке свет маяка и одинокие корабли. Весь мир был здесь, прямо у него на плечах, на ресницах, на приоткрытых губах…
Только скорость, только свобода.
Наслаждаясь ярким морским пейзажем и буйством ветра, он замечал, как далёкие одинокие корабли подмигивают огоньками,
