style="font-size:15px;"> Остальные повозки тоже остановились. От обоза отъехали двое, подъехали ближе.
– Говорил же, не проедут они мимо. Ну, пособи, господи, не дай сгинуть, – пробурчал Фролка, стягивая с головы шапку.
– Кого везёшь, бедолага? – крикнул первый из подъехавших и соскочил с коня.
Чернявый, лет сорока пяти, крупный нос и глазки навыкате. Усов и бороды нет, подбородок гладкий, как у девицы, зато ба́ки пуша́тся, как у известного поэта Пушкина. Пальтишко распахнуто, видать не из мерзлячих, сам в косоворотке да суконном пиджачке английского покроя. На голове картуз с высоким околышем, на носу пенсне, какие носят многие чиновники в Питере. Однако образ столичного чинуши тут же улетучился, как только Алёша увидел в левой руке незнакомца обре́з.
– Барина вот везу, до Гавриловки. Из самого Питера они-с. Так-то, – проверещал Фрол, шмыгая носом и косясь на обрез.
– Да я вижу, что барина, а не свинью на опорос. А ну, давай-ка на него посмотрим… на твоего барина. Из Питера, говоришь, а куда, зачем?
Спутник чернявого тоже спешился и подошёл к повозке.
Это был светловолосый мужчина с аккуратной стрижкой и подкрученными усами. Он был одет в приталенный френч, перетянутый портупеей, смотрел на Фролку надменно и строго. Алёшу, сидящего в повозке, незнакомец будто бы и не замечал. Узкие штаны незнакомца были заправлены в добротные яловые сапоги, кожаную фуражку с чёрным козырьком он натянул на лоб, пониже бровей. Голова у мужчины то и дело склонялась на бок. Хоть и гражданский, а важный, что тот генерал, – явно бывший вояка.
Алёше он почему-то сразу напомнил поручика Игнатова – их курсового офицера. Тот был жуткий уставни́к и зануда. Он перенёс контузию, отчего голова у него всё время подёргивалась, так же как и у этого. В училище Игнатова не любили, поэтому и этот светловолосый сразу же вызвал у Алёшки неприязнь.
Окинув Алёшу с головы до ног, светловолосый сказал:
– Не из наших. Поёхали, Семён. Бог с ними пусть едут. Некогда нам с каждым встречным знакомства заводить. Хозяин до ночи быть велел.
– Погоди. Две-три минуты нам с тобой погоды не сделают, а вот ежели этот барин на заставу заявится и разболтает, что да как? – процедил чернявый. – Так вы, зна́читца, из столицы, и как там погодка?
– Как обычно моросит… и ветерок, – так же ехидно ответил Алёша. – Раз уж вы, милостивый государь, решили мне допрос учинить, могли бы и для начала представиться. Или у вас здесь такое не принято?
Чернявый рассмеялся.
– Поглядите как, мальчик видимо не совсем понял, во что встрял. Думает он не на Прусском кордоне, а в модном салуне, в Питере. Ты глянь на него, Миша. Судя по шинельке и шевро́нчику, юнкерок. И какой бравый – истинный золотопогонник.
– Ты бы золотопогонников не трогал, – огрызнулся светловолосый.
– Да, ладно тебе обижаться. Ты же теперь вроде не из них… нашенский.
– Юнкер
