в сердце. Ради наживы ему не жалко бросить под пули жизни тысяч своих парней.
На эти три месяца Катя замыкалась в себе. Внешне спокойная, она не знала ни минуты покоя, терзаемая постоянным страхом за мужа, хотя где-то в глубине души она никогда, ни на секунду не допускала даже мысли, что ее Гошев может не вернуться домой. Она всегда верила и всегда ждала его. И он знал это. Чувствовал. Верил.
– Ты знаешь, Катюха, – говорил он ей, – вот все вокруг рвется, горит и грохочет, а я в себе такую силищу чувствую, что никто пробить ее не может!
– Это я тебя защищаю, любимый мой. Я из любви волшебную сеть плету. Для тебя.
– Катюха… милая, как я тебя люблю! И ты не сомневайся, я всегда тебя любить буду. Давай сына родим?
– Давай.
Он подхватывал ее сильными руками и нес в их спальню на втором этаже. Музыка любви звучала до утра…
Глава 4
Юлька Дрозд ученица седьмого класса была беременна. Вообще-то она и понятия не имела об этом. Но 20 августа 1991 года, сев завтракать, она поняла, что есть ничего не может. Один только вид еды вызывал у нее тошноту, а любой проглоченный кусок – рвоту. Ангелина подумала, что дочь отравилась чем-то и вызвала «скорую». Врачи поставили девочке диагноз: «пищевое отравление» и увезли ее в инфекционку. После промываний и капельниц Юльке лучше не становилось. Просматривая результаты анализов, врач как бы про себя пробурчала:
– Ну, не знаю… ведь не беременная же она.
– А почему бы и нет? – подняла брови молодая медсестра, – они сейчас рано начинают!
– Да ей же только тринадцать исполнилось!
– Ну и что?!
– Сделайте анализ на беременность и покажите ее гинекологу.
Когда гинеколог и тест подтвердили, что девочка беременна, врач немедленно позвонила матери.
– Прошу вас, Ангелина Максимовна, срочно приезжайте ко мне. Есть серьезный разговор.
– Что-нибудь случилось с моей дочерью?
– Да. Случилось.
– Но у меня сейчас эфир. Это очень важно! Более важно, чем вы можете себе представить, – сказала она многозначительно.
– Это уж вы выбирайте, что для вас важнее, – не желая понимать каких-то скрытых намеков, сказала врач. Вам решать – эфир или дочь, – и она положила трубку.
– Черт! Мать твою! – громко выругалась Ангелина и, схватив плащ, помчалась к главному режиссеру.
Через тридцать минут она сидела перед завотделением и врачом. Телезрители не враз узнали бы телеведущую. Ни улыбки, ни победного взгляда.
– Господи, да она ж ребенок совсем! – выпучив накрашенные глаза на врача, говорила Ангелина.
– Если б это было не так, вопрос бы не стоял, – сухо ответила врач.
– А вы с девочкой разговаривали? Может, это изнасилование?!
– Ангелина
