Джолион сделал усилие.
– Постойте! Передайте поручение моей племяннице, она ждет в вестибюле – дама в сером. Скажите, мистеру Форсайту нездоровится – жара. Он очень сожалеет. Если он сейчас не сойдет вниз, пусть не ждет обедать.
Когда она ушла, он бессильно подумал: «Зачем я сказал „дама в сером“? Она может быть в чем угодно. Нюхательные соли!» Сознания он снова не потерял, однако не помнил, как Ирэн очутилась рядом с ним, подносила ему к носу соли, подсовывала под голову подушку. Он слышал, как она спросила тревожно: «Дядя Джолион, дорогой, что с вами?», смутно почувствовал на руке мягкое прикосновение ее губ; потом глубоко вдохнул нюхательные соли, внезапно обнаружил в них силу и чихнул.
– Ха, – сказал он, – пустяки! Как вы сюда попали? Идите вниз и обедайте. Билеты на столе перед зеркалом. Через пять минут я буду молодцом.
Он почувствовал у себя на лбу прохладную руку, вдохнул запах фиалок и сидел, колеблясь между чувством удовлетворения и твердой решимостью быть молодцом.
– Как, вы и правда в сером, – сказал он. – Помогите мне встать. – Поднявшись на ноги, он встряхнулся. – Нужно же было мне так раскиснуть. – И он очень медленно двинулся к зеркалу. – Ну и скелет!
Ее голос тихо сказал у него за спиной:
– Не надо вам идти вниз, дядя Джолион, надо отдохнуть.
– Еще недоставало! Бокал шампанского живо поставит меня на ноги. Не могу я допустить, чтобы вы не попали в оперу.
Но путешествие по коридору оказалось нелегким делом. Что у них за ковры в этих новомодных отелях, такие толстые, что спотыкаешься о них на каждом шагу! В лифте он заметил, какой у нее встревоженный вид, и сказал, пытаясь подмигнуть:
– Хорошо я вас принимаю, нечего сказать!
Когда лифт остановился, старому Джолиону пришлось крепко ухватиться за сиденье, чтобы не дать ему ускользнуть; но после супа и бокала шампанского он почувствовал себя гораздо лучше и начал испытывать удовольствие от недомогания, которое внесло столько заботливости в ее отношение к нему.
– Хорошо бы вы были моей дочерью, – сказал он вдруг и, видя, что глаза ее улыбаются, продолжал: – Нельзя жить только прошлым в вашем возрасте; еще успеете, когда доживете до моих лет. Красивое на вас платье, люблю этот стиль.
– Я сама сшила.
А-а! Женщина, которая может сшить себе красивое платье, еще не потеряла вкуса к жизни!
– Живите, пока можно, – сказал он, – и выпейте вот это. Мне хочется, чтобы вы порозовели. Нельзя портить себе жизнь; это не годится. Сегодня новая Маргарита; будем надеяться, что она не толстая. А Мефистофель – что может быть ужаснее, чем толстяк в роли черта!
Но в оперу они так и не попали, потому что после обеда у него опять закружилась голова и Ирэн настояла на том, что ему надо отдохнуть и рано лечь спать. Когда он расстался с ней у подъезда отеля, заплатив кэбмену, увозившему ее в Челси, он снова присел на минутку, чтобы с наслаждением вспомнить ее слова: «Вы так добры ко мне, дядя Джолион». Ну а как же иначе! Он
