и беженцы. Это было взаимовыгодное существование. Ночью мы ходили на их празднества, слушали тамтамы и сидели у ритуальных костров. Перед нами оживала Африка наших детских фантазий. Мы давали им лекарства, пищу и знания о медицине, которые были им необходимы. Катались на лодках по реке, играли с их детьми, чувствовали себя отчаянно смелыми. Беженцам нравилась наша энергия и наивный восторг оттого, что мы в Африке. «Мы прошли по туннелю отчаяния и поняли, что можем не только жить, но и танцевать», – однажды сказал Мухаммед. Он всегда говорил будто стихами, и иногда меня это раздражало. Мы вместе пережили кризис и теперь были счастливы. Но беженцы полностью зависели от поставок продовольствия с Запада. Это делало их уязвимыми.
– Черт! – выругался Генри. Двое мальчишек пробежали прямо перед «Тойотой», играя в цыплят. Им было запрещено это делать.
Мы выехали на равнину и оказались на основной территории лагеря. За машиной бежали ребятишки, махали руками и выкрикивали: «Хавадга!» – белые.
Я распахнула дверь и выпрыгнула из машины. Жар ударил прямо в лицо – как из открытой духовки. Нас окружили дети. Милые, забавные малыши – те, кто посмелее, бегали кругами, кричали и смеялись; застенчивые стояли в сторонке, как стоят все дети – спрятав одну ногу за другую, потирая кулачками глаза и положив большой палец в рот, – медицинские работники уже пять лет безуспешно пытались внушить им, что так делать нельзя. У двоих мальчиков были солнечные очки из соломы – вроде наших очков. Я наклонилась и примерила их.
Все завизжали со смеху, будто я сделала что-то очень забавное.
Обычно мы обедали в двенадцать, но сегодня я попросила всех собраться в столовой в одиннадцать тридцать, чтобы поприветствовать Малькольма и нового доктора и пообедать. В десять пятнадцать я закончила все дела и уже хотела пойти поговорить с Мухаммедом, как прибежала Сиан. Один из пациентов в глазной лечебнице стал требовать, чтобы ему заплатили пять намбульских су, и только тогда он позволит осмотреть свои веки. Кто-то сказал ему, что в Вад-Деназене – большом лагере в пятидесяти милях отсюда – пациентам платят пять су за осмотр век.
– Теперь они все говорят, что здесь должно быть то же самое, – в отчаянии проговорила Сиан.
– Типично для Вад-Деназена, – сказала я. Итальянские волонтеры ужасно ленивы и слишком эмоциональны. Французы еще ничего, итальянцы куда хуже.
– Что мне делать? Ужасно – мы пытаемся им помочь, а они просят денег…
– Скажи им, что, если они не позволят себя осмотреть, ты не сможешь поставить диагноз и они ослепнут. И умрут, – ответила я. – Страшной смертью.
– Я не могу такое сказать. – Глаза у Сиан округлились.
– Надо быть твердой, Сиан, – сказала я. – Они и не думают, что ты им заплатишь. Просто решили проверить на всякий случай.
– Но это ужасно…
– Они тоже люди. Ты бы сделала то же самое, если бы тебе нужны были
