одеть себя броней.А ветер выл, и луч погас.
И пенным гребнем Дух потряс
И завертел валы кругом;
В ответ ему ударил гром;
Среди грохочущих громад
Во мгле исчез подводный сад,
И буйство вихрей водяных
Закрыло рай от глаз моих.
Грозе внезапной был я рад
И, странным трепетом объят,
С вершины башни наблюдал,
Как с волнами сражался шквал.
А грохот грома все сильней
Рождал ответ в груди моей,
И в восхищенье я забыл
Тот мир, что прежде был мне мил.
Так, грезы юности смутив,
Вдруг будит нас трубы призыв
И нас уводит в мир тревог,
Разбив мечты златой чертог,
Как вмиг развеял грозный шквал
Спокойный сон воды и скал,
И мы идем в смертельный бой,
Забыв про отдых и покой,
А жар любви и жажду встреч
Нам заменяют честь и меч.
Переводя на язык трезвой прозы то, что в стихах выражено с меньшей определенностью, я вынужден заметить, что мимолетный образ мисс Сесилии Стаббс исчез из сердца капитана Уэверли в вихре чувств, вызванных новым поворотом его судьбы. Правда, в тот день, когда он в последний раз слушал обедню в старой приходской церкви, мисс Сесилия появилась на фамильной скамье во всем блеске своих нарядов. Но в этот день Эдуард, вняв просьбам дяди и тетушки Рэчел, явился в церковь (не так уж неохотно, если говорить правду) в полной офицерской форме.
Превосходное мнение о себе – лучшее противоядие против преувеличенного мнения о других. Мисс Стаббс призвала на помощь своей красоты все доступные средства искусства. Но увы! Ни фижмы, ни мушки, ни завитые локоны, ни новая мантилья из настоящего французского шелка не подействовали на молодого драгунского офицера, который в первый раз надел свою шляпу с золотыми галунами, ботфорты и палаш. Не знаю, случилось ли с ним то же, что с героем старинной баллады, о котором поется:
Себя он чести посвятил,
От чар любви далек;
Лед растопить в душе его
Никто из дев не мог, –
Или броня из блестящих нашивок, защищавшая его грудь, отразила артиллерию очей прекрасной Сесилии, но все стрелы были пущены в него понапрасну:
Но я заметил, кто стрелой Амура
Был ранен в грудь: не западный цветок,
А Джонас Калбертфилд, цвет всей округи,
Сын управляющего, гордый йомен.
Прося извинить меня за мои пятистопные ямбы (от которых я в некоторых случаях не в силах бываю удержаться), я должен с прискорбием заявить, что моя повесть на этой странице навеки расстается с прекрасной Сесилией. После отъезда Эдуарда, рассеявшего некоторые праздные мечтания, которыми питалось ее воображение, она, подобно многим дочерям Евы, спокойно удовлетворилась менее блестящей партией и через шесть месяцев отдала свою руку вышеупомянутому Джонасу, сыну управляющего в имении баронета и – что было чревато весьма приятными последствиями – наследнику не только его
