Сондерс, младший лейтенант, степенный, широкоплечий, худой шотландец, который был необыкновенно высокого мнения о собственном достоинстве и обладал беспредельной силой аргументации, можно сказать, обезоруживающей. Мивинс, баталер, был, как мы уже выше заметили, полноватый, высокий и дельный малый, живого и веселого нрава, предмет насмешек товарищей, но, как человек сильный и надежный, пользовавшийся их уважением. Молодой лекарь, Том Синглтон, с которым мы недавно познакомили читателя, был высокий, худой, но хорошо сложенный молодой человек очень веселого нрава. Он был всегда откровенен и обходителен. Он никогда не позволял себе насмехаться над другими, редко острил, в товарищеской компании был несколько застенчив и говорил мало; но зато для мирной беседы с глазу на глаз не было на корабле человека, равного Тому Синглтону. У него было испанское красивое лицо, курчавые, коротко остриженные черные волосы и едва пробивавшиеся усы, нежные и черные, как брови прекрасной андалузки.
Было бы непростительно не внести в наш список повара, Давида Мизла. Это был коренастый и толстый мужчина, жирный, как любой из пудингов собственного его приготовления. Взглянув на него, вы сейчас же заподозрите его в том, что он съел половину приготовленной им свиньи, и его плутовской, трудно скрываемый смех, в котором принимали участие все части его лица, начиная от конца его широкого подбородка, до самой верхушки его плешивой головы, подтвердят ваше подозрение. Мизл лишился волос слишком преждевременно, так как он был совсем еще молод, и когда его спрашивали о причине, то он обыкновенно приписывал это тому обстоятельству, что он очень долгое время занимается поваренным искусством, так что излишний жар, которому он подвергался, сжег его волосы.
Экипаж состоял из крепких молодых парней, большей частью более или менее привычных к китовой ловле, и нескольких гарпунщиков, широкоплечих силачей, если не великанов.
Начальником этих гарпунщиков был приземистый, коренастый и здоровый, лет тридцати пяти, мужчина, почти выросший на море среди занятий китовой ловлей в северных и южных морях. Никто не знает, какой стране принадлежит честь произведения его на свет, – да и сам он не знал об этом, хотя сохранял самые живые воспоминания о своем детстве, проведенном среди зеленых холмов, деревьев и ручейков. Он послан был в море с одним иностранным капитаном в таком возрасте, когда еще не мог узнать название своей родины.
Позже он ушел с корабля и, таким образом, потерял всякую возможность узнать, кто он таков; впрочем, как он сам выражался, он не слишком-то интересовался этим; он знал только то, что он – «он сам», а этого для него было довольно. По незначительной особенности его произношения, как и по некоторым другим признакам, догадывались, что он, должно быть, ирландец, – предположение, которое он тем охотнее поддерживал, что чувствовал некоторую привязанность к сыновьям и особенно к дочерям Эмеральда Эйля, даже женился на одной из последних, ровно за полгода до отплытия на китовую ловлю.
Таков был «Дельфин»
