при его аресте!
– Имейте терпение. Конечно, Люпен уже заметил присутствие своего врага и предпочтет сойти с парохода одним из последних, когда старик уже утомится.
Высадка началась. Опершись на зонтик с равнодушным видом, Ганимар, казалось, не обращал внимания на толпу, теснившуюся у трапа.
Я заметил, что офицер береговой стражи, стоявший за его спиной, давал ему время от времени какие-то указания.
Маркиз де Равердан, майор Раусон, итальянец Ривольта и много еще людей прошли мимо него. Потом я заметил приближающегося Розена. Бедный Розен, он еще не оправился после своих злоключений!
– А вдруг это все-таки он, – сказала мисс Нелли. – Как вам кажется?
– Я думаю, что было бы очень интересно снять на одной пластинке Ганимара и Розена. Возьмите-ка мой аппарат, у меня столько вещей в руках!
Я передал ей мой аппарат, но слишком поздно для того, чтобы им воспользоваться. Розен уже спустился.
Офицер шепнул что-то Ганимару, который слегка пожал плечами, и Розен прошел.
Но, боже мой, кто же был наконец Арсен Люпен?
Оставалось не более двадцати пассажиров.
– Мы уж не можем больше ждать, – сказал я мисс Нелли.
Не прошли мы и десяти шагов, как Ганимар остановил нас.
– Это что такое? – воскликнул я.
Он пристально посмотрел на меня, потом, не сводя с меня глаз, сказал:
– Ведь это вы Арсен Люпен?
Я засмеялся:
– Нет, только Бернард д’Андрези.
– Бернард д’Андрези умер в Македонии три года назад. Я с удовольствием объясню вам, как вы завладели его бумагами.
– Но вы с ума сошли! Арсен Люпен сел на пароход под именем Р…
– Да, да, это одна из ваших штук! Ложный след, на который вы направили следствие. О, вы мастер своего дела, мой милый. Но на этот раз судьба против вас. Ну-ка, Люпен, покажите себя искусным актером!
И резким ударом он хватил меня по правой руке. Я не мог удержаться и вскрикнул от боли: он ударил по ране, которая еще не вполне зажила, о ней-то и упоминалось в телеграмме. Приходилось покориться.
Я обернулся к мисс Нелли. Она слушала нас, бледная как смерть, едва держась на ногах.
Ее глаза встретились с моими, потом невольно опустились на фотографический аппарат, который я ей передал. Она сделала резкое движение, и я почувствовал, я уверился, что она вдруг все поняла.
Да, все лежало там, между кожаными полосками маленькой камеры, которую я предусмотрительно передал ей раньше, чем Ганимар арестовал меня, – и двадцать тысяч франков Розена, и драгоценности леди Джерленд.
Ах, клянусь, в эту торжественную минуту, когда Ганимар и его два помощника окружили меня, все стало мне безразлично: и моя разбитая теперь жизнь, и сам арест, и злорадство моих врагов, все, кроме одного: на что решится мисс Нелли, держа в руках мой аппарат? Я даже нисколько не опасался этого вещественного, неоспоримого доказательства моей виновности, но я жадно ждал, решится ли Нелли отдать
