хозяйка-то помалкивает. Как она?
– Да уж согласна, – говорит Марфа Петровна и рукой только махнула: известно, жаль ей сотни-то.
– Ну, коли и вы согласны, так, значит, все в порядке, – сказал Кузьмич. – Можно и за дело приниматься. Что в сундучке-то? Чай, смотрели?
– Да пустяковина разная, – ответила Марфа Петровна, – барахло всякое.
– Ну ладно, – говорит Кузьмич. – Оставим сундук до завтра. На солнечном свету надо смотреть, а то при коптилке как тут разберешь? Да и работать на свежую голову лучше, а я три рюмочки пропустил. Завтра утром зайду. А вот насчет кареты… что скажете? Собственная?
– Наемная.
– Ну а номер какой?
– Да не к чему было. Не посмотрели.
– Эх, вы! Ну а лошади?
– Разноцветные. Одна белая, другая вороная.
– Гм… Ну а карета какого цвета?
– Да синеватая такая, побитая.
– Ну а извозчик?
– Да обыкновенный, борода рыжая…
Кузьмич помолчал.
– Ну а кто еще, окромя вас, карету видал?
– Да ребятишки соседские вертелись. Ванька да Сонька Доброписцевы.
– А-а! Вот это хорошо!.. Ну-с, покедова до свиданьица. До завтрева, значит.
Пошел Кузьмич домой, по дороге к будочнику Евстигнею Акимычу Громову завернул.
Будочник у будки сидел и смеялся так, что слезы у старого по мохнатым щекам текли. Алебарду свою ржавую наземь кинул. Сам сидит, а между ног у него головенка Петькина торчит – зажал Петьку коленками и заскорузлыми пальцами своими нюхательный табак Петьке в нос сует. Петька благим матом орет, ногами дрыгает, головенкой вертит!.. А Евстигней только крепче его коленками тискает:
– Вре… сукин сын… Не уйдешь! – хрипит.
– Дяденька, пусти! – орет Петька благим матом.
– Пусти? А зачем в мою курицу камнями лукал? Попался озорник! Нна!.. Нюхай, паршивец!
Петька ревел, чихал. Слезы, сопли, табак – все это смешалось на его физиономии в какую-то омерзительную слякоть.
Подошел Кузьмич, посмотрел, укоризненно покачал головой и говорит Громову:
– Эх ты, старый барбос… Чего ты над ребенком озоруешь?.. А еще будочник!.. Страж благочиния!.. Для порядка поставлен.
Евстигней устыдился и выпустил Петьку. Дал ему на прощанье леща по заду.
– Вот это правильно, – одобрил Кузьмич. – Вот это по закону! На то и зад сотворен… А в глаза дрянь сыпать – это безобразие.
Петька отбежал на приличную дистанцию и принялся чихать.
– Спичка в нос! – флегматично пожелал ему Евстигней.
Петька издали показал будочнику грязный кукиш.
Кузьмич уселся рядом с Евстигнеем. Оба закурили трубки, и скоро облака сизого махорочного дыма покрыли обоих.
– Карета вчерась к обеду приезжала, видал, чай? – спросил Кузьмич.
– Ну видал, – ответил не торопясь Евстигней.
– Номер помнишь? –
