поспешно надел халат, вышел из своей спальни, и крик радости вырвался у него из груди:
– Наденька!
– Папа… папочка!
Молодая женщина замерла в объятиях своего отца.
Радости и счастью старого ротмистра не было границ. Не менее его была счастлива и Надя; она целовала у отца лицо, руки и просила прощения.
– Ты, Наденька, ни в чем передо мной не виновна.
– Я, папа, причинила тебе столько горя.
– Все-все забыто. А мать-то твоя не дождалась радости – умерла, сердечная.
– Простила ли она меня? – со слезами спросила у отца молодая женщина.
– Она в последние дни своей жизни молилась за тебя.
– О, я виновница смерти мамы, и мое письмо ее убило.
– Полно, Наденька! Твоя мать умерла от болезни, – старался Андрей Васильевич успокоить свою дочь.
– Мое письмо ускорило ее кончину, – с плачем говорила Надя.
Несмотря на глухую ночь, в доме городничего все поднялись; все необычайно были рады приезду Нади; она перецеловала своих братьев, сестер… и была счастлива в своем семейном кругу.
Но скоро кавалерист-девица стала скучать; она создана была не для семейной жизни; вопросы любопытных знакомых смущали ее, надоедали ей, а преследование мужа выводило ее из себя.
Василий Чернов не терял надежды сойтись с женой.
Однажды он явился в дом своего тестя, по обыкновению, под хмельком и стал приставать к Наде, чтоб она шла к нему, угрожая в крайнем случае силой ее взять. Это рассмешило молодую женщину.
– Что же, возьми меня силой, – проговорила она.
– И возьму. Думаешь – не возьму?
– Бери.
– Волей не идешь, так силой пойдешь, – грозился жене Василий Чернов.
– Где у тебя сила-то? И какая такая сила, любопытно узнать?
– Увидишь!
– Не боюсь я тебя, Василий.
– Побоишься.
– Ты грозить мне задумал?
– А то смотреть буду на тебя!
– Поди вон, ты пьян!
– А ты спроси, с чего пью?
– С горя, что ли?
– Известно не с радости; надо мной все смеются: у тебя, говорят, жена – гусар; вдовцом соломенным называют. Легко ли мне переносить насмешки?
Чернов нашел нужным заплакать.
– Этого еще недоставало. Ах, Василий, баба ты, баба! Ты жалок мне и смешон.
– Смейся, только гляди, чтобы твой смех в слезы не обратился.
– Пожалуйста, не грози! Я говорю, что между нами все кончено.
– Тогда кончится, когда нас разведут.
– Дело о разводе уже начато. Прошу, оставь меня, – недовольным голосом проговорила Надя.
Василий Чернов ушел. Вернувшись домой, он напился еще более и завалился спать.
Теперь он стал совсем пропойцей, гулякой; от службы его уволили. В Сарапуле у Чернова был небольшой домишка; в одной половине он сам жил, а другую сдавал жильцам. Существовал он доходом, который получал с жильцов;
